– Мне хотелось бы обсудить с вами, гм-м… некоторые финансовые вопросы.

Слегка прищурившись, я посмотрел на него.

– ???

– Видите ли, коматозные пациенты требуют долговременного пребывания в условиях стационара, а ваш текущий счет…

Дальше я слушать не стал – я просто ударил его так сильно, как только мог. Наверное, я еще никогда и никого не бил так сильно. Чуть погодя застилавшая мне глаза багровая пелена немного рассеялась, и я увидел, что мистер Тентуистл скорчился на полу. Его очки были разломаны на три части, нос расплющен и свернут набок. Из его ноздрей фонтаном хлестала кровь, и я, схватив мистера Тентуистла за ноги, вытащил его в коридор. Мне не хотелось, чтобы он закапал кровью пол в комнате Мэгги.

– Эй, Дилан! Ты что, валяешься здесь с тех самых пор, как уехал из больницы?

Я открыл глаза. Склонившееся надо мной лицо казалось смутно знакомым.

– Дилан?.. Ну-ка, очнись! – Мясистая чернокожая ручища довольно чувствительно хлестнула меня сначала по одной, потом по другой щеке.

Это было мне определенно знакомо.

– Эймос?..

Он отвесил мне еще одну пощечину.

– Ты с нами, парень, или думаешь симулировать дальше?

Должно быть, я застонал, потому что Эймос схватил меня за плечи и, оторвав от земли, как следует встряхнул.

– С тобой, с тобой, – пробормотал я, болтаясь в его руках. Голова у меня разламывалась от боли, а мир вокруг вращался чересчур быстро. Руки Эймоса затормозили мир, но в висках продолжали палить пушки.

– Ты провалялся здесь с тех пор, как уехал из больницы? – повторил Эймос, приближая свое лицо вплотную к моему, отчего его черты еще больше расплылись.

– Наверное. А когда я уехал из больницы? – тупо спросил я.

– Во вторник, – ответил он.

Мне на лицо легла тень его широкополой шляпы, и я уставился на нее во все глаза – мне вдруг почудилось, что шляпа похожа на ястреба с распростертыми крыльями.

– А сегодня какой день? – снова спросил я, продолжая таращиться на шляпу.

– Четверг. – Эймос сморщил нос и помахал ладонью у себя перед лицом. – Ну и воняет от тебя, дружище!.. Хорошо хоть, еще дождь прошел, – добавил он. – Что же ты тут делал все это время?

Я потянулся к трактору, ухватился за поперечную тягу колеса, которую мой дед погнул двадцать один год назад, когда корчевал пни, и попытался встать, но не смог. Некоторое время я думал, но так и не смог припомнить ничего конкретного.

– Четверг?.. – тупо повторил я.

Я подтянул колени к груди, почесал шею, потер лодыжки. Под джинсами обнаружились четыре припухлости, похожие на синяки.

Эймос подозрительно прищурился.

– Четверг?! – Прилив крови к голове заставил меня покачнуться. Вокруг все снова закружилось, и я повалился на землю, уткнувшись лбом в кукурузный стебель, проросший из муравьиной кучи.

Эймос поддержал меня за плечи и помог снова сесть.

– Лучше не трепыхайся, Дил. Ты слишком долго проторчал на солнышке, вот тебе башку-то и напекло. Так сколько ты тут паришься?

Вообще-то Эймос разговаривает по-английски достаточно правильно. Только со мной он позволяет себе прибегать к жаргону, который в ходу у фермеров из южнокаролинского захолустья. За двадцать пять лет дружбы мы даже создали своего рода собственный язык. Говорят, на таком же особом языке разговаривают друг с другом супруги, прожившие вместе достаточно долго.

– Я… Мне нужно вернуться в больницу, – пробормотал я.

– Не спешите, мистер Кукурузное Поле, ваша Мэгги никуда не денется. – Он постучал согнутым пальцем по пластиковому стеклу тракторного топливомера. – Как и этот старый трактор… Сначала тебя нужно как следует вымыть – ты так грязен, что полностью сливаешься с землей. Если бы не Блу, я бы до сих пор искал тебя по всей округе.