– Что-то было из этнографии… Кажется, Рыбников. Историиточно нет. Мистика – может, и есть. Смотрите сами.

Продавец явно не был настроен помогать нам, и мы со Славкой принялись сами перелистывать книги одну за другой. Чаще всего попадались подшивки журналов и «Жизнь животных» Брэма, без которых не обходится ни одна груда книг ни на одном из прилавков.

– Слышишь? – Славка вдруг положила назад второй том «Песен» Рыбникова и замерла.

Я тоже отложил книгу и прислушался. Судя по тому, что ругань прекратилась, мужичок, наконец, нашёл общий язык со своим хтоническим агрегатом. Сквозь обычный шум толпы покупателей был слышен только тихий, словно далёкий звук скрипки. Очень знакомый звук…

– Она? – одними губами спросила Славка.

– Кажется…

«…Je saurai le seuil au bruit de la grille rouille» – задрожало над толпой продающих и покупающих – «L’endroit du puits sous les tilleuls On y buvait des jours d’ete…».

– Кстати, она кое о чём мне напомнила! – сказала вдруг Славка – У меня тут есть одно небольшое дело…

Её глаза вдруг сверкнули.

– Ты ведь хорошо знаешь Вернисаж? – лукавая улыбка заиграла на Славкиных губах.

Хорошо ли я знаю Вернисаж? Что она имеет в виду?

– Вообще-то, я облазил тут всё сверху донизу раз двести…

– А хочешь, я покажу тебе одно место, где ты ещё никогда не был?

– Сомневаюсь, что такое существует.

– Посмотрим…

Она взяла меня за руку, словно ребёнка, и повела вдоль рядов. Граммофоны сменялись кучками позеленевших от времени складней[6]и крестов. Копии парадных СС-совских кортиков возникали вслед за связками платков и салопов.

Наконец мы остановились почти в самом конце яруса, возле ларька, наглухо закрытого металлическим ставнем.

– Ну? – всё с той же улыбкой торжествующе сказала Славка.

– Что – «ну»? – не понял я. Впрочем, этот ларёк я знал.

Где-то около двух лет назад я вот так же, как сейчас, бродил по развалу. Правда, один. Тогда ставень был поднят, а за прилавком стоял молодой длинноволосый парень в старомодных больших пластмассовых очках. Слишком молодой для того, чтобы быть офеней. Но несколько – всего-то две или три – книги, лежавших перед ним, почему-то привлекли моё внимание. И я, отчасти из любопытства, но более всё же из стремления поддеть «юношу бледного со взором горящим», спросил, нет ли у него старопечатных изданий. «Сейчас подсунет мне начало девятнадцатого под видом семнашки» – подумалось мне – «Причём не со зла, а потому, что его самого надули!»

То, что произошло дальше – не укладывается у меня в голове и теперь. Кивнув, продавец раскрыл одну из книг. Чуть голубоватая бумага. Печать в два столбца. «…и великого князя Фёдора Иоанновича…»[7]Я проглотил слюну. Главное – дать понять, что эта книга ценности для меня не представляет… И вообще – не представляет ценности. Может, свезёт…

– Сколько? – я потрогал бумагу. Оно.

– Пятьсот зелёных, – равнодушно ответил парень.

«Не знает!» – у меня засосало под ложечкой – «Он не знает, что это за книга! И какая ей на самом деле цена. Как тебя сюда занесло, лопушок?» Помню, у меня всё сразу как-то окаменело внутри. Надо дать ему понять, что книга – ерунда… Ведь он сейчас по моим глазам прочтёт, какая ей настоящая цена… И тогда… О Фёдоре Иоанновиче можно будет спокойно забыть. Это же очень просто: «Простите, я оговорился, – пятьсот тысяч…»

– Извините, – я сделал вид, что у меня зазвонил мобильник и зашагал в сторону выхода.

А когда через пятнадцать минут, которые дались мне с неимоверным трудом, я, подготовив равнодушное, слегка снисходительное выражение лица, вернулся, оказалось…