Вскинув свое грозное орудие, я принялась их рубить. Никогда не думала, что махать топором оказывается очень нелегко. Замахнуться, я конечно замахнулась, вот только эффект оказался от удара не тот. Вместо того чтобы разрубить ветку, я лишь кору оцарапала. Нахмурившись, я снова рубанула и снова «царапина», только уже рядом, сантиметров на пять дальше первого заруба.

Мда…

Третий замах и тут из-под поваленного дерева, как раз в том месте, где я рубила, показалась крыса, да непростая! На меня глазами с голубым огоньком зыркала самая настоящая нежить.

— Рояна! – запищала я.

Подскочив ко мне, подруга завизжала со мной дуэтом.

— Руби ее, Малика, мочи тварь дохлую, – требовала она.

Недолго думая, я сделала, как сказали. Крыса повторно дохнуть не желала, она пряталась под ветку и скалилась из-под нее. Я рубила что есть мочи. Тварь, поняв, что укрытие искромсали в щепки, перебежала на другую сторону. Мы за ней.

Девичьи визги, крысиное верещание, стук топора…

В общем, позор нам. Нежить, лишившись кончика хвоста, удрала, а мы остались проигравшими. Хотя… Осмотревшись, поняла, что в запале охоты на тварь, я откромсала все ветки: и те, что нужно, и те, что так просто над крысой оказались.

— Ну, нет худа без добра, – философски подметила Рояна.

Почесав затылок и глянув на шевелящийся кончик крысиного хвоста, я, наконец, поняла, что мы дурные ведьмы!

— Рояна, в следующий раз, если на нас выскочит нежить, то будь добра кричи «Бежим!», а не «Мочи тварь дохлую»! Это, знаешь ли, как-то более способствует выживанию.

— Да, ладно! Тоже мне зверь лютый! Зато сушилка, считай, уже почти готова.

Неопределенно хмыкнув, я откинула одну срубленную ветвь в ноги Рояны и взялась за вторую. Подруга, мастерски используя лопатку, избавляла нашу будущую сушилку для белья от ненужных сучков и мелких веточек. Ту же манипуляцию проделывала со второй ветвью я только топором. Дело осталось за малым - найти прочную палку, которая будет служить перекладиной.

Естественно, ее мы нашли тут же у поваленного дерева. Да она оказалась корявой и грязной, но нам пойдет. В озере отмоем, будет чистенькой и с ароматом свежевыловленного карася. После встречи с нежитью рыскать тут лишний раз нам не хотелось. И так впечатлений полные панталончики.

В лагерь мы возвращались гордые собой, волоча по земле толстые ветви. А я так еще и с топором на плече и мозолью на пальце. Дотащив свою честно добытую ношу до палатки, мы принялись рыть лопаткой выданной Сальвовски ямки, в которые будем вкапывать «ножки» нашей сушилки. Провозившись битый час, мы таки завершили дело. Наш турник гордо «вырос» из земли на добрые полметра.

Сбегав на озеро, отмыли палку, натерев ее тканью до блеска. Уложив ее сверху на рогатинки, мы, наконец, довольные собой, развесили влажную одежду, стащив ее с кустов. Сушилка получилась на зависть всем. Косая, кривая, с сучками, но сделанная нашими ручками. Это, оказалось, так приятно - видеть результат своих трудов. Единственное, во всей этой истории неприятное, ну кроме наглой живучей дохлой крысы, так это лопнувшая мозоль на моей ладони. Но тут дело поправимое.

Схватив топор, я пошла к учителю Сальвовски его возвращать, заодно и мазь попрошу заживляющую. Уже приблизившись к высокой белоснежной палатке учителя зельеварения, обнаружила, что она не одна. Рядом с ней, сидя на поваленном бревне, хохотал над какой-то шуткой профессор соф Эсгер. Это как-то неприятно кольнуло сердце. Я с изумлением поняла, что ревную.

Я ревновала этого несносного ведуна к собственному учителю. Да Сальвовски была красивой женщиной, к тому же любовницей ректора. И имея такого покровителя, простой профессор ее наверняка мало волновал. Но это я умом понимала, а сердечко ведьмино сжалось и обиделось, обливаясь глупой и неуместной ревностью. Вдруг захотелось треснуть мужчину чем-нибудь тяжелым, чтобы кроме меня ни на кого больше не смотрел. Эта мысль меня напугала, я и не подозревала что такая собственница.