— Я тебя поняла, — мама переходит в атаку и начинает шмыгать носом, чтобы я почувствовал себя виновником того, что довёл её до слёз, а потом добавляет своё коронное: — Мне нужно пойти выпить успокоительные, а тебе подумать над своим поведением, Сашенька.
Я отключаю телефон, не желая продолжать этот бессмысленный разговор, и понимаю, что Вика снова отрицательно влияет на меня. Я долгое время не общался с матерью, выбрав себе в жены женщину, которая была той не по душе, но мама была права, когда говорила, что Вика ещё причинит мне немало боли. И вот теперь снова. Стоило бывшей появиться на горизонте, как я ссорюсь с родной матерью.
Быть может, она права?
Быть может, брак с Дариной — на самом деле лучшее, что может произойти со мной?
Девчонка будет преданной ланью дома, когда мы с ней поженимся: в этом я более чем уверен. Она родит мне МОИХ детей и не станет шляться, когда мужа нет дома.
Хотя кого я пытаюсь обмануть?
Станет! Ещё как станет! И я не хочу снова нырять в этот омут, который и название имеет соответствующее — БРАК.
5. Глава 4
*Вика*
— Солнышко, только не волнуйся, — лепечет Иринка в трубку с утра. — Но это правда, твои документы подписаны, ты уволена приказом. Даже без отработки.
— Я сегодня не смогу подойти на работу, — горло сипит и дерет так сильно, будто бы проглотила ежа, который кувыркается внутри. — Но завтра…может быть, завтра приду разбираться.
— Милая, — она понижает голос. — Там бесполезно говорить. Этот новый…бес ему, что ли, в ребро вселился? Все перетряхивает, перетрясывает, увольняет направо — налево. И ничего не скажешь ему — себе дороже. Как зыркнет глазом в твою сторону, аж дурно делается!
— Ирин, сможешь в бухгалтерию сходить? Когда они мне выплатят остатки?
— Ох, дорогая… — она снова понижает голос и уже почти не слышно, что говорит, приходится напрягать слух. — Тебе влепили два штрафа за опоздание. Он специально по камерам последние три дня смотрел… Будто искал, к чему прицепиться. И прицепился. Благодаря этим штрафам ты ничего не получишь. Все до нулей тебе обрезали, милая…
Я резко выдыхаю, чувствуя, как перед глазами темнеет.
До нулей…
С моим тощим кошельком и неясной перспективой на будущее это — самая ужасная новость, которую я когда-либо слышала!
— Я могу тебе занять на месяц… И малышке кое-чего прикупила, приеду завтра вечером, привезу вкусненького.
Шмыгаю носом.
— Ты плачешь, роднуль? — расстраивается подружка.
— Да нет, — утираю я слезу. — Заболела же, сопли, кашель, в общем, полный набор.
— Я все равно приеду! — храбрится Иринка. — Маску натяну, витаминов привезу. По возможности. Не расстраивайся.
— Да я и не расстраиваюсь. В трудовую инспекцию пойду. Пусть сам там думает, как выкрутиться, — мстительно прищуриваю глаза.
— Пфе, в трудовую, — Иринка горько усмехается. — Да бесполезно. Ему все как об стенку горох. Он право собственности переоформляет, хоть что делай, жалуйся, господа бога, президента зови, — бесполезно. У него вообще все схвачено. Не мужик, а акула какая-то… Ты ж не одна такая. Уже полно народу выгнал, и хоть бы хны. Но только не понятно, с чего к тебе такое отношение…особенное…
Я молчу, положив голову на мокрую от пота подушку. Не нужно мне его это «особенное» отношение. Вообще не нужно!
— Он как твою фамилию слышит, аж трясется весь, волнуется. Видео, где ты проходную проходишь, аж несколько раз просил перемотать. Ви-и-ик, вы знакомы, что ли?
— Нет, — поспешно и слишком резко говорю, обрубая разговор. — Я все поняла. Завтра приду за своими вещами. Уж вещи-то мне мои он обязан отдать.