Не просить же у Ивановны еще и трусы? Хватит, уже один раз опозорилась.

На кухне никого нет. За окном валит снег, в духовке запекается мясо, разнося по дому приятные ароматы. На плите что-то кипит в кастрюле.

Закусываю губу, борясь с собой. Мысль, что придется есть то-то, приготовленное чужими руками, вызывает брезгливость, но голод пересиливает. Открываю крышку. Гречневая каша. М-м-м, пахнет божественно!

Так, надеюсь, никто не возмутится, если я ложку каши съем. Я же совсем немножко. Потом отработаю. Вот точно! Я же буду новой помощницей Татьяны Ивановны. Так что все в порядке.

А вдруг прислуга не ест из одной кастрюли с хозяином? Хотя утром он же поделился блинами и даже за стол с собой посадил.

Закрываю крышку и тянусь к кухонным шкафчикам.

Ага, здесь крупы, а здесь чашки. Да где же тарелки? А вот, нашла!

— Ты чего здесь гремишь? — раздается ворчливый голос Татьяны Ивановны.

Оборачиваюсь.

Домработница стоит на пороге, недовольно поджав губы, и смотрит на меня так, будто поймала за воровством!

— Ой, я просто проголодалась, — виновато улыбаюсь.

— Нечего тут по кастрюлям заглядывать! Скоро Максим Николаевич вернется, тогда и поужинаешь, — прищуривается она, не сводя с меня пристального взгляда.

Становится немного не по себе. Когда это он вернется? Я, например, сейчас есть хочу!

— Можно, я сейчас поем, чтобы ему не мешать? — отвожу взгляд.

Она пыхтит, проходит мимо меня, заглядывает в кастрюлю.

— Ладно. Все равно много не съешь, вон какая худая. Небось на диетах сидишь?

Мотаю головой:

— Нет, наверное…

А кто его знает? Может и сижу… сидела...

По ее пристальным взглядом беру тарелку. Прикидываю количество каши.

— Тут немного. А остальным хватит?

— Кому это “остальным”? — фыркает домработница. — Максим Николаевич обычно завтракает и ужинает один. На обед я больше готовлю, еще ж охрану кормить. А так ему одному много не надо, если только дочку не привезет.

Я замираю.

Дочку?

Ох, ну, конечно, у такого мужчины должна быть семья! Жена, дети...

— Дочку? — переспрашиваю эхом. — Она тут живет?

Только что Татьяна разговаривала со мной вполне дружелюбно, а теперь снова нахмурилась:

— Максим Николаевич занятой человек. Его дочь живет с бабушкой. И вообще, не задавай лишних вопросов! Ишь, любопытная!

За окнами сквозь снегопад светят фары. Раздается сигнал клаксона и радостный лай собак

— О, а вот и Максим Николаевич. Давай, накрывай на стол, — кивает Татьяна. — Я пойду за грибочками в погреб, а ты не сильно мешкай. Быстро все разложишь и сможешь у себя поесть. Поняла?

— Да, а вы разве не будете есть?

Кто знает, какие у него правила в доме. Она же сказала, что только хозяин ужинает и завтракает один.

Татьяна Ивановна усмехается.

— Нет. Я домой уже ухожу, да и не ем после шести. А ты набирай себе — и вперед. Только потом не забудь посуду помыть.

Улыбаюсь. Может, и я никогда не ела после шести. Но это было раньше, в той жизни, которую я забыла. И вообще, беременным можно не беспокоиться за фигуру.

— Как ты? — позади раздается мужской голос.

Замираю с тарелкой в руках.

Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Максимом. Он стоит в дверном проеме. От него веет февральским морозом, а на волосах и черном пальто тают снежинки.

— Уже лучше, — отвечаю. — Ваш ужин готов.

Показываю на стол.

— Отлично, — холодно отзывается он и уходит с кухни.

Это что с ним?

Я быстро расставляю оставшуюся посуду. Достаю запекшееся мясо из духовки и ставлю на стол. Слюнки так и текут.

— Салат в холодильнике, — показывает мне Татьяна Ивановна.

Пока Максим снимает пальто и моет руки — слову, в моей же ванне! — мы с Татьяной Ивановной успеваем накрыть на стол. Для себя я отдельно кладу кашу, мясо и салат на тарелку.