Я заставила себя встать, выкупалась в душе, где дрожала, как кошка под дождем, сходила на кухню, пошарила в пустом холодильнике, сморщила нос от папиной стряпни на печке (котлетки из морковки – он говорит, что полезные, а я их ненавижу) и снова вернулась к себе. В голове не было ничего, кроме болезненного тумана и желания надрать зад нашему басисту за то, что подставлял команду. Хорошо, если он шутил, а если нет?

Так и уснула со страхом, что все развалится и годовые наработки репертуара и песни можно будет выбросить. Даже книга про попаданку в мир драконов, которую я читала с телефона, не радовала. Какая-то жуткая ваниль-ванильная, а мне страсти хотелось… Да только глаза слипались и искать что-то другое было лень.

11. Глава 10

Настя

Утро начиналось не с кофе, а вялой беготни с препятствиями. Я чуть не перевернула вазон с пальмой в коридоре, разлила жидкое мыло в ванной и распласталась на кафеле выжатой тряпочкой. Стукнулась бедром, но благо башку не разбила. А то я умею. Голос напоминал сдохший патефон, но я все равно не сдавалась, вдруг еще разговорюсь и смогу петь. Ну, хоть под вечер. Пожалуйста, пожалуйста...

Старичок-телефон откопался в скомканном одеяле. Как он вообще выжил со мной в обнимку? Я умею ногами дрыгать, когда беспокойно сплю.

Понедельник – день тяжелый, это известный факт, и на пороге квартиры меня перехватил папа.

– Совсем ума нет? – Он нахмурил и без того вечно хмурое лицо. – Температуру мерила?

– Не, нормально, папа, – хрипнула я и отодвинулась, чтобы он не почувствовал, как пылаю. Одежда норовила загореться от температуры. – Лекции важные, нужно ехать.

Папа покачал головой и поставил толстый пакет на пол.

– Градусник неси, – сказал строго, стаскивая верхнюю одежду.

– Па-а-ап… – Меня повело от слабости и придавило к стене.

– Раздевайся, а то доиграешься.

– Ты всегда вмешиваешься! – разозлилась я. Дернула шарф и чуть не задушила себя. С трудом выпуталась и бросила его на полку. Стащила сапоги и куртку. – Я сама могу принимать решения, мы с тобой это уже проходили.

– Я дал тебе достаточно свободы, не вынуждай меня усилить давление.

– Не сможешь, – фыркнула я и захлопнула дверь в комнату. Хотелось крушить, но сил хватило только на шаг в сторону и сползти по стеночке. Папа прав, нужно отлежаться, но я же упертая, не признаюсь, что мне хреново, ни за что!

Позже меня насильно заставили съесть бульон и напичкали горстью таблеток. После них было тошно, и я провалялась до вечера, проклиная декабрь за его переменчивую погоду. В голову ничего не лезло: ни книги, ни тексты, даже общаться не хотелось.

На первый звонок мобильного я не ответила, лень было вставать, а вот пятый – меня уже взбесил, я сползла с кровати и на четвереньках добралась до рюкзака у стены.

– Чудакова, тебя почему на занятиях не было?

Охо! Мила Васильевна собственной персоной. Классная. И ужасная. У нас с ней постоянные контры, потому что ей чудится, что я не хочу учиться, а мне кажется, что она горит желанием выгнать меня из Академии. Так мы и не смогли разобраться в мотивациях друг друга уже второй год.

– Я слегла с простудой, – хотела сказать бодрей, а получился сплошной сип.

– Завтра будешь? – сбавил обороты тон классухи.

– На индивидуальные точно приду.

– И ко мне загляни, разговор есть. Выздоравливай, – и она быстро отключилась.

Ее нелюбовь ко мне не сулила ничего хорошего, потому «встреча» в двенадцатом кабинете – это уже выговор или нотация о том, какая я неблагодарная ученица. Талантливая лентяйка, как она любила меня величать.