У самой-то уже между ног горячо, мокро, так хочется его, в себе полностью. Сжала член сильнее, продолжая водить ладонью по его длине, чувствуя, как дыхание Лукьянова тяжелее становился, отрывистее.

— Довольно, — рывком развернул, в стене прижимая.

О, боги! Он меня прямо тут у стены решил отодрать? Никакой тебе постельки, стола или хотя бы табуреточки? Кл-а-а-ас!

От предвкушения ноги задрожали, сама в стену ладонями уперлась, выгибаясь к нему навстречу. Коленом бесцеремонно ноги раздвинул, заставляя еще сильнее прогибаться.

Провел членом по промежности, мягко на складочки надавливая, чуть вперед толкнулся, упираясь, но не входя. Дрязня, отстраняясь. Двигаюсь за ним, но Фей удерживает, не дает прижаться.

Какой же все-таки Злыдень! Чуть ногой не топнула от досады!

— Этого ты добивалась? — горячее дыхание на шее, от которого соски болезненной тяжестью наливаются и дрожь по позвоночнику.

Не могу ответить, только ртом воздух хватаю, когда снова упирается, чуть погружаясь внутрь.

— Этого? — охаю громко, в голос, то ли от боли, когда прикусывает кожу на плече, тут же целуя, то ли от того что входит одним движением, до упора, прижимаясь животом к ягодицам.

— Чтобы я тебя трахнул? — еще раз хрипло, низко, искушающе развратно.

— Да, — стону, когда выходит почти полностью и снова толкается вперед.

Рукой в волосы зарывается, оттягивая на себя, заставляя еще сильнее выгибаться, второй рукой в бедро впивается, себе навстречу притягивая, действительно трахает, методично вколачиваясь в мое тело. Без лишней нежности, слов. Все по животному жадно, агрессивно, на чистых инстинктах. Идеально. Влажные шлепки, пружинистые соприкосновения наших тел, сводят с ума. Пружина в животе стягивается все сильнее от каждого его толчка, пока наконец не простреливает сладкой болью, от которой кричу в голос.

Ноги слабеют, и я бы наверное стекла на пол, но Тимофей лишь сильнее придавливает к стене, держит, не давая упасть, продолжая накачивать собой, заполнять. Несколько особо глубоких, сильных толчков и он резко выходит из меня с рычание разряжаясь мне на ягодицы.

Мне так хорошо, что нет сил даже расстраиваться по этому поводу.

Стою, прижавшись щекой к стене, еле дышу, чуть не плачу от пережитого оргазма. Лукьянов за моей спиной, уперевшись руками в стену по обе стороны от меня, дышит так, будто марафон пробежал, и его дыхание по раскаленной коже — самое приятное, что может быть на этом свете.

Наконец, чуть отдышавшись, отталкивается и отходит в сторону, на ходу подтягивая брюки. Я, словно робот, разворачиваюсь к нему лицом, в голове ни одной мысли — все еще дрейфую на волнах удовольствия.

— Ванна там, — лениво кивает в сторону, и с усмешкой наблюдает за тем, как на дрожащих ногах, придерживаясь за стеночку, иду в указанном направлении, — полотенце в шкафу.

— Спасибо, — прошелестела еле слышно.

У него большая квартира, даже слишком. Коридор показался мне длиннее чем дорога от Москвы до Петербурга, поэтому когда, щелкнув выключателем, зашла в большую светлую ванну, не смогла удержать облегченного вздоха. Покрутив блестящие хромированные вентили, сделала комфортную температуру и забралась под теплые, ласкающие струй. Блаженство!

Чуть ли не мурлыкала от удовольствия, прикрыв глаза и вспоминая наглые руки на своем теле.

Однако спустя пять минут дурман в голове начал рассеиваться и, я снова обрела способность думать мозгами, а не чем-то другим.

Итак…

Мы с ним переспали. Даже нет, не так — трахнулись безо всяких телячьих нежностей. То есть часть плана я выполнила. Это плюс. Но Злыдень успел вовремя покинуть мое сосредоточение женственности. Это минус. Смазывать со спины сперму и пытаться ее в себя затолкать — точно не буду. Мерзко.