– Сэр, вы отправите телеграмму моему дяде?

– Разумеется. Ближайшая телеграфная контора находится в Лискерде, в добрых сорока минутах езды отсюда, поэтому ответ мы получим не раньше завтрашнего вечера. Мистер Джозайя Редфорд, Гришем-Ярд, Блумсбери – так? – добавил он, глянув в блокнот.

Ты должна все вспомнить, сказала я себе, когда эхо его шагов стихло в отдалении. Это все равно что заклинившая дверь: она открывается, нужно только вспомнить «секрет». Или имя, которое, хоть убей, нейдет на память, а через несколько минут вдруг само собой слетает с языка. Но как я ни старалась, как ни силилась, я не могла разглядеть даже самого слабого проблеска там, где должны были храниться воспоминания последних дней. А что, если настоящая Люси Эштон – откуда все-таки мне знакомо это имя? – похожа на меня как две капли воды? Может статься, нас перепутали? Однако это не объясняет, что я делаю в частной психиатрической лечебнице в Корнуолле – уголке мира, где никогда прежде не бывала… Такие мысли крутились-вертелись в моей голове, пока не появилась Белла, пыхтящая под тяжестью большого кожаного чемодана, шляпной картонки и синего дорожного плаща, которые я видела впервые.

– Боюсь, это не мои вещи.

Девушка посмотрела на меня с легкой жалостью:

– Прошу прощения, мисс, но вы приехали сюда в этом самом плаще. И посмотрите… – Она положила чемодан на кровать и открыла крышку. – Вот эту шаль, мисс, вы вчера попросили меня достать, когда озябли ввечеру.

Служанка вынула голубую шерстяную шаль – такую, какую я бы сама выбрала, – и накинула мне на плечи. Я оцепенело наблюдала, как она открывает платяной шкаф и начинает разбирать чемодан, – под ручкой на нем я увидела вытисненные золотом инициалы «Л. Э.», поблекшие от времени. Все предметы одежды, которые Белла доставала, были совершенно в моем вкусе, словно я самолично их покупала, но все они принадлежали не мне. Мне вдруг пришло в голову, что весь мой собственный гардероб уместился бы в чемодане примерно такого размера.

– Подождите! – спохватилась я. – Я здесь долго не задержусь. Я уеду обратно в Лондон, как только…

Я осеклась; сумбур в голове внезапно улегся, и мысли прояснились. Зачем мне, спрашивается, ждать ответа на телеграмму доктора Стрейкера? Он сказал, что я добровольная пациентка, и независимо от того, с чего и почему меня здесь приняли за Люси Эштон, даже независимо от того, что случилось с моей памятью, – чем раньше я вернусь в Лондон, тем лучше.

– На самом деле, – твердо произнесла я, – я хочу уехать немедленно. Будьте так добры, помогите мне одеться и…

– Мне очень жаль, мисс, но я не могу, без разрешения доктора никак нельзя. – У нее был напевный провинциальный говорок, который при других обстоятельствах я сочла бы приятным для слуха.

– Тогда я сама оденусь. Пожалуйста, сейчас же пойдите разыщите доктора Стрейкера и попросите его распорядиться насчет… – Я собиралась сказать «кеба». – Насчет транспортного средства, чтобы довезти меня до ближайшей железнодорожной станции. Вы же понимаете, – добавила я, слыша предательскую дрожь в своем голосе, – я здесь добровольная пациентка.

– Слушаюсь, мисс, будет сделано. Только прошу вас, мисс, доктор велел вам оставаться в постели.

Белла торопливо вышла, затворив за собой дверь. Я выскользнула из постели, внезапно испугавшись, уж не заперла ли она меня на замок. Но дверь легко отворилась – в обшитый темными панелями коридор, где не было видно ни души, кроме удаляющейся Беллы.

Я закрыла дверь и приблизилась к шкафу. Вкус в одежде у Люси Эштон почти полностью совпадал с моим: она тоже предпочитала артистический стиль; ее голубое дорожное платье из шерсти было копией моего серого, и, когда я приложила его к себе, даже без зеркала стало ясно, что оно мне в самый раз. Даже метки для прачечной в точности походили на мои: маленькие хлопчатые ярлычки, пристеганные к подкладке, с аккуратно вышитыми на них голубыми буковками «Л. Э.». Если бы мне предложили экипироваться для путешествия, я не смогла бы сделать лучшего выбора.