Я медленно приподняла край ткани и замерла, любуясь.

Малыш смотрел на меня пронзительными голубыми глазами. Слишком сообразительными для такого крохи и такими красивыми.

— Что происходит? — спросила я, встревоженно всматриваясь в детский образ, истлевающий в моих руках.

С каждой секундой он становился прозрачнее, пропали тяжесть и тепло, что ощущали мои ладони. Еще мгновение — и я растерянно сжимала пустую простыню.

— Но… ребенок, — я осмотрелась. — Нет! — я вскочила на ноги и, путаясь в подоле длинной рубашки, подбежала к двери. — Помоги! — выкрикнула я, спотыкаясь и падая.

Я полетела в темноту. Неприятную и пугающую.

— Помоги! — повторила я громко, распахивая глаза. — Помоги, — повторила сдавленно, пытаясь справиться с паникой.

Я села и спустила ноги на прохладный пол.

Два часа ночи.

За окном непроглядная тьма. Только кое-где виднелись тусклые уличные фонари, которые подсвечивали макушки деревьев.

Где-то внизу надрывно лаяла собака. Требовательно, словно она кого-то звала.

Я поднялась и подошла к окну. Но с высоты четвертого этажа невозможно было понять происходящее. Я прижалась лбом к стеклу и напрягла глаза, но, кроме теней, появляющихся то тут, то там из-под крон деревьев, ничего не удалось рассмотреть.

А собака у подъезда продолжала гавкать.

— Ник, — позвала я. — Ника, во дворе что-то происходит. Подружка как с ума сошла, — шептала я. — Ник, — я толкнула спящую сестру в плечо. — Там… — отдернула руку и отшатнулась.

Темнота в углу, где стояла кровать, пришла в движение. Она медленно сползла и потекла по полу. Перетекала густым неспешным потоком и приближалась ко мне. А я отступала, еще более напуганная, чем раньше. Пятилась к двери из спальни.

«Неужели кошмар меня еще не отпустил?» — я схватилась за дверную ручку, безрезультатно дергая.

«Да, кошмар, — утвердилась я. — Я сейчас не в родительской квартире. Я живу у деда, — заверяла себя, пытаясь развеять сон. — Легла спать в угловой комнатке деревянного дома».

Но тень наступала. Она стала собираться под моими ногами и вытягиваться, обретая очертания человеческой фигуры без признаков пола и возраста.

Безликая фигура колыхалась передо мной, не разрешая сдвинуться с места.

— Уйди! — приказала я. — Тебя нет!

Фигура громко хмыкнула не мужским и не женским голосом.

— Ребенок наш-ш-ш, — прошептал все тот же голос. — Наш-ш-ш, — повторил он. — Мы его з-с-саберем, — пообещал.

— Нет! — я активно запротестовала. — Уйди! Не отдам! — рычала я, сжимая кулаки.

Меня наполнила откуда-то взявшаяся решимость, и я пошла в наступление. Тень попятилась, а я обрела уверенность, что смогу защитить. Смогу побороться.

— Не отдам! — мой голос изменился. Стал глубже и громче. — Вон! — приказала я, а к моим крикам прибавился громкий собачий лай. Подружка появилась рядом и помогала загонять тень обратно в угол, рыча и скалясь.

— Вон! — прокричала я, ощущая невероятный жар, что проходит сквозь меня. — Вон! — выкрикнула я из последних сил, оседая.

Собака тут же оказалась у моих ног и тыкала влажным носом в шею и щеки, упиралась лбом, словно пытаясь растолкать.

— Проснись, — услышала я голос деда. — Агата, проснись. Это сон. Кошмар, — влажные прикосновения с шеи переместились на лоб. — Да что ж такое. Опять… опять… — ворчал дедуля. — Что ж за напасть такая?.. — сокрушался он. — Агата…

— Я слышу. Я слышу, дедуль, — промямлила я распухшим языком. — Дай, — я, не глядя, протянула руку, прося холодное полотенце. — Я проснулась, — заверила я, обтирая щеки.

— Садись, внуч. Садись, — деда помог мне оторваться от влажной постели. — Еще собака эта, — недовольно он проворчал, а я услышала лай. — Как только во двор попала?