Поднимаемся на нужный этаж. Замечаю, что Болонка смахивает слёзы ладошкой.

− Чего ревёшь? – спрашиваю, проходя в квартиру. Динка хлюпает носом, скидывая пальто.

− Прости, − отворачивается, пряча лицо, растирая ладошками мокрые щёки.

− Иди сюда и рассказывай, что случилось, – тяну её за руку к себе и обнимаю.

− Ничего, глупости… Сама не понимаю, почему плачу… Просто устала… Прости. Не уходи только.

− Давай, весь свой запас солёной воды выплакивай и успокаивайся, – Динка неожиданно обнимает меня, прижимаясь к груди. Хлюпает носом, как ребенок, ей богу. Отчего-то даже хочется улыбнуться такому порыву. Куда только подевалась дерзкая и острая на язык Болонка? Поглаживаю её спину, дожидаясь, когда она успокоится. Спустя какое-то время она отстранятся, поднимая на меня заплаканные глаза.

− Я тебе футболку испачкала.

− Ну и хрен с ней, – вытираю большим пальцем слезу с её подбородка. − Иди, умойся. Все щёки в туши, – Болонка скрывается за дверью ванной, а я, наконец, разуваюсь и прохожу в гостиную. Устал сегодня, как собака. Сам бы упал с удовольствием в кровать до утра. Откинув простынь и одеяло, ложусь на край дивана и включаю с пульта телевизор, в тишине засну нах*р. Динка выходит из ванной, завернувшись в огромный махровый халат, ложится с другого края, укрывшись одеялом.

− Тебе телевизор не мешает?

− Нет, наоборот, порой помогает заснуть.

− Иди сюда, − хлопаю ладонью рядом с собой, Динка послушно двигается ближе. Притягиваю её к себе, а то прямо сама невинность и скромность, будто и не трахались на прошлой неделе. Без косметики тёмные круги под глазами отчетливо видно, как и припухшие, покрасневшие веки. Похоже, она и правда не врёт, что не спит. Не проходит и десяти минут, как её дыхание становится ровным, а тело расслабленным. Заснула. Аккуратно высвободив руку, поднимаюсь с дивана. Она почти сразу ёжится, будто от холода. Поправляю одеяло, натягивая его до её подбородка, и, набросив куртку, выхожу из квартиры.

Дорога мокрая, дождь бьёт в стекла машины. Мерзкая погода в этом году: мрачная, холодная, дождливая. Настроение вторит природе, тошно на душе… Когда я приезжаю домой, то Ромка и Людмила Петровна уже спят. Стараясь не шуметь, поднимаюсь в комнату сына, поправляю одеяло, целую его в макушку. Во сколько бы я не возвращался домой, я всегда прихожу в его комнату. Это мой своеобразный способ утихомирить собственную совесть за то, что не всегда удаётся уделить сыну больше времени. Осторожно прикрыв дверь, иду к себе.