— Да уж… Правда вскрылась неприятно.

Смотрела на него и не верила самой себе — ему в самом деле интересно и небезразлично то, что происходит со мной?

— Это что-то меняет для тебя? Разве твои папа и мама плохо относились к тебе? — задал вопрос тренер.

— Нет, но… Я просто не понимаю, как мне относиться к этому. К ним. Я не знаю теперь, кто я сама. Какая у меня должна была быть фамилия? А имя? Может, я и не Соня вовсе никакая, а Катя? Почему я попала в эту семью? А где моя настоящая мама? Она меня бросила?

— Эти вопросы логичнее задать той, что назвалась твоей матерью вместо биологической, — ответил Камиль. — Ты с ней поговорила? Или просто молча ушла из дома?

— Я… нет… Не смогла, — опустила я голову.

— Очень по-взрослому. Мучиться неизвестностью и уйти оттуда, где есть все ответы.

Замялась, но все же ответила:

— Я боюсь услышать, что родная мама меня выбросила как ненужную вещь, а эта семья взяла по какими-то своим соображениям, но…

Договорить язык не поворачивался и я замолчала, снова уткнувшись в свои колени.

— Но твоя семья тебя не любит, — закончил он за меня.

Глянула на него раненым зверьком. Откуда он знает все мои мысли? Они настолько очевидны?

— Вот что я тебе скажу, — придвинулся он ближе и поймал мой взгляд. — Никогда не делай поспешных выводов. Почему вот ты решила, что та женщина, что родила тебя, обязательно тебя бросила? А вдруг, она погибла? Может быть, она ни за что не отдала бы тебя? Но даже если и жива — на все есть свои причины. Взрослая жизнь слишком сложная, чтобы видеть ее лишь в черно-белом цвете и так категорично судить... Никто ни от чего страховки не имеет. Что касается твоей приёмной мамы… Раз она взяла тебя в свой дом — значит, хотела именно тебя. Почему она не может любить, если ты не родная по крови? Это разве самое важное для любви?

Слушала его, затаив дыхание. Он говорил простые и очевидные вещи, которые я сама себе бы не сказала. Может быть, я в самом деле вижу все слишком однобоко? Теперь некоторые моменты мне начали видеться под другим углом...

— Но не она ведь меня носила и рожала. Разве можно любить такого ребёнка? — ответила я негромко.

— Можно.

— Откуда вам это это так точно известно?

— Хочешь знать?

— Да.

— Я сам приёмный, — ответил Камиль после паузы. — Так же, как и ты. Только я ещё и в детском доме пожить успел.

Что? Рот открылся сам собой от испытанного шока. Даже слёзы перестали безостановочно бежать по щекам. О детстве и юности Камиля в сети тоже мало что есть, да я и не интересовалась. Я и подумать не могла, что он мог пройти такое… У бывшего чемпиона есть все, что он хочет — деньги, слава, почёт. Но не было семьи?

— В детском доме? — прервала я очередное молчание. — Как же так?

Камиль встал на ноги и подошёл к окну, будто вглядываясь в тёмную безлюдную улицу. Ясно, что эта тема для него очень личная и непростая, так же, как и для меня. Я не знаю, почему он захотел этим поделится, но жадно впитывала информацию. Я хотела знать о нем все, что он готов будет о себе рассказать. Может быть, он решил открыться мне, потому что именно я смогу понять? Мы оказались похожи гораздо больше, чем можно было подумать.

— Это тяжело. Понимаю. Ты не знала своих родителей, верно?

— Нет, — покачала я головой. — Я помню себя сразу Соней Ланской. А вы? Вы помните?

— Помню, — ответил он все так же глядя в окно. — Мне было восемь, когда они погибли. Автокатастрофа. Была вьюжная ночь, и мы ехали от друзей семьи. В машине что-то сломалось, и ее вынесло на встречку. Я выжил. Почти не получил травм. А вот мама и папа... Так я оказался в детском доме. Мои родственники отказалась от чужого ребёнка. Тётка с мужем не стали обременять себя уже взрослым пацаном. А я ведь им родной по крови. Почти полгода я жил в интернате.