– О том и речь, Лена. Никого из нашего сестринства не обсыпают перьями. Это позор.

А вот тут я бы поспорила. Месяц назад одна из наших сестер отправила весьма откровенный снимок своему воздыхателю, который разошёлся как лесной пожар по всему кампусу, и после этого я позорю наш дом? Её всем домом жалели. Меня же после вчерашнего поддержала только Шай.

– Ближе к делу, Виктория. Мне попросить прощения у сестринства? Или перед всей академией встать на колени?

Что угодно лишь бы этой помогло моей подруге.

– Этого мало, Лена. Я хочу, чтобы ты ушла из нашего сестринства. Собрала вещички и пуф! Испарилась.

Такого я точно не ожидала, и у меня тут же вырвалось плаксивое:

– И куда же я пойду?

Виктория пожала плечами:

– Да куда угодно. В общежитие, или снимешь квартирку в городе. А лучше вернешься к папочке на домашнее обучение. У тебя вроде есть такой опыт.

Стиснула зубы. Мое пребывание в элитном сестринстве было одним из условий очного обучения в академии. Если отец узнает, что я переехала в общежитие, он заберет меня в тот же день.

– А если я откажусь? – спросила я безо всякой надежды.

– О, тогда малышка Шай будет изображать качающиеся на ветру кусты до самого выпуска, а после её не возьмет ни один театр, а закончит карьеру она в каком-нибудь грязном кабаре, если ей случайно ноги кто-нибудь в подворотне не переломает.

Меня мгновенно парализовало от ужаса. Понятия не имею, есть ли такая власть у Виктории, но проверять её на моей единственной в академии подруге я точно не хочу. Это уже серьёзные угрозы.

– Дай, хотя бы неделю, чтобы собрать вещи и переехать, – я отчаянно старалась сохранить лицо и не позволить президенту увидеть моей паники.

– Два дня. Я сегодня добрая.

Они ушли, и я наконец-то осталась наедине, напротив своего несчастного отражения с распушим носом. Школьные годы начали повторяться самым отвратительным и извращенным образом, и не было никого кому я бы смогла выговориться.

Сделала глубокий вдох, успокоила клокочущее от ужаса сердце, поправила волосы и вернулась к балетному классу, чтобы поддержать Шайло и проследить, чтобы Виктория сдержала своё слово и не помешала во время прослушивания.

Немного опоздала. Шай уже зашла внутрь. Я протиснулась сквозь очередь и попыталась посмотреть выступление из-за спин других студентов. Сдержанные хлопки только что закончившей девушке, и уже моя подруга вышла в центр балетного класса.

Ни тени волнения на её хорошеньком личике. Идеально зафиксированная поза, и вот из динамиков полилась музыка. Я тут же непроизвольно схватилась за сердце. Мама! Это запись её концерта, я так часто переслушивала его на видеофоне Шай, она не могла не знать, как сильно я люблю это произведение. В нем светлая печаль, горечь расставания и море надежды. Тонкие руки Шайло взметнулись к небу, попытались ухватить там кого-то, но затем обессиленно опустились вдоль тела. Весь этот пронзительный танец был о тщетной попытке встретиться с кем-то там на небесах, и всякий раз моя подруга терпела неудачу, пока вдруг не нашла что-то на полу. Она подняла воображаемую скрипку и принялась играть на ней, кружась по классу.

Да! Именно музыка помогла мне не терять связи с мамой. А моя скрипка тот самый мостик к небесам. Почему я забыла, ради чего все это было? Когда я потеряла свою искру и превратилась в такую формалистку?

Закончилось выступление Шай взрывом аплодисментов, и только я не хлопала, а смахивала с лица слезы. Хочу обнять подругу. Сказать, как сильно люблю её. Попросить прощения за то, что моя дружба помешала ей раньше получить большую роль на сцене. Но я не смогла. Трусливо пряталась за спинами, боясь даже шаг ей навстречу сделать и все испортить.