– О да, прекрасный был цирк. Кто бы мог подумать, что я познакомлюсь с будущей сестренкой в шмаро-баре? Неужели настолько хорошие чаевые, что ты там работаешь? Или отец дает недостаточно денег?

    Олеся заливается краской и опускает взгляд.

    – Что, дорогая, не привыкла, когда с тобой так общаются? – я усмехаюсь. – Тебе вот такое ближе?

    Одной рукой удерживая руль, вторую кладу к ней на коленку и крепко сжимаю. Чувствую, как она вздрагивает от этого прикосновения. Продвигаюсь выше, запуская пальцы на внутреннюю сторону бедра. А она горячая, чертовски горячая. Интересно, какая у нее температура там?

    – Прекрати, – слышу сдавленное, но не останавливаюсь. – Прошу, перестань!

    – Мы ведь только начали, – с издевкой тяну гласные.

    – Твою мать, хватит! – она выкрикивает и с силой отталкивает мою руку. – Останови машину!

    – Что? Тебе больше не хочется играть? – выплевываю.

    – Останови. Машину, – выдает буквально по слогам. Бросаю на нее взгляд и отмечаю, что ее натурально трясет. Даже губы подрагивают! Ха! Это девочка так злится или возбуждается?

    Сбавляю скорость и съезжаю на обочину. Когда притормаживаю, с любопытством смотрю на то, что она планирует делать тут, на трассе. Пойдет до города пешком? Смешно. И недальновидно.

    – Ну ты и мудак, – качает головой и дергает за ручку. Дверь разблокируется только со второго раза.

    – Я загляну к тебе сегодня на работу, – с явной насмешкой бросаю вслед. – Может, там ты будешь более покладистой.

Давлю на газ, а сам смотрю в зеркало заднего вида. Сперва она неловко осматривается по сторонам, а потом отводит в сторону одну руку, голосует. Выглядит так жалко и несчастно, что я почти верю в ее актерскую игру. Ей не в этот сраный институт дизайна и технологий надо было идти, а в актерское училище. Актриска погорелого театра, блин.

Почти сразу подле нее тормозит белая старая тайота. О чем-то договорившись с водителем, она залезает на пассажирское сидение, и машина трогается с места. Быстро она разобралась, как ей быть, чувствуется опыт.

    Моя малышка урчит и податливо разгоняется. Возвращаться домой нельзя, отец еще не уехал в офис, а значит, пойдут лишние вопросы. Не стоит его лишний раз злить, пусть думает, что мы с Ягодкой пытаемся подружиться в дороге.

    – Институт дизайна и технологий, – говорю я навигатору.

    – Прямо пятнадцать километров, – мягким женским голосом отзывается телефон.

    Что же, посмотрим, где учится шлюшка-младшая, а заодно и к Вадиму заеду. Он как раз неподалеку живет. Вот он охренеет от свежих новостей. Нажимаю на кнопку, чтобы включить музыку, кручу на максимум: 

Моя милая девочка Саша, сердцеедка со стажем,

Как и я прямо скажем,

Но мы ничего прямо друг другу не скажем.

Чтобы не портить наш красивый рассказ,

Я буду слепой статуей.

От меня и не надо ей глаз,

Не надоесть быть моей надо ей.

Но какими бы полными не были наши сосуды,

Рано или поздно мы не выпьем до дна друг друга,

А в высохших лужах не видно звезды.

И уйди, не хлопая дверью,

Все, что ты мне готова предложить,

А я уже думал, что с тобой не может быть не скучно жить. (с) * 

Уже через минуту ни Олеси, ни тайоты, в которую она села, не было в поле моего зрения. На мгновение мелькнула мысль, что не стоило отпускать девчонку голосовать. Если с ней что-то произойдет, мне же потом и выкатят. Но мысль уходит, как только я вспоминаю, что Олеся уже взрослая девочка, и раз уж работает в таком баре, то точно осознает все риски, так как не раз с ними сталкивалась.

Вот только что теперь делать с ней и ее матерью? Как правильнее дать им понять, что для них нет места ни в доме отца, ни в его жизни. И как донести эту идею до отца? Свадьба всего через несколько месяцев, у меня чертовски мало времени.