Вова резко отстраняется от меня, пододвигается к своему краю дивана и несколько раз тяжело вздыхает, переворачиваясь с одной стороны на другую. А мне становится как-то обидно: сказала, что секса не будет, и он сразу же сбежал. Пусть и на другой конец дивана. Даже обнимать перестал.

Не могу уснуть всю ночь, слушая то мучения Вовки в виде громких вздохов, то его храп. Уснула, только когда начало светать, и сразу же прозвенел будильник.

– Кира, просыпайся, мне нужно еще маму с вокзала встретить, поэтому выезжаем на час раньше, – кричит парень из кухни.

Я выпрыгиваю из-под одеяла, несусь в ванную комнату, быстро привожу себя в порядок и одеваюсь.

Вова уже сидит за столом, пьёт кофе и пишет что-то в телефоне. На меня внимания вообще не обращает. Даже не лезет целоваться, желая доброго утра.

– Я оставлю у тебя пакетик со своей одеждой. – Хватаю с тарелки вчерашний кусочек пиццы, радуясь, что Вова, несмотря на приезд мамы, все же отвезет меня на пары.

– Лучше забирай с собой, мы сегодня можем не встретиться. – Он выглядит задумчивым и не таким веселым, как обычно.

– Хорошо. – Пытаюсь скрыть разочарование, и, кажется, мне это все же удается, либо просто парень ничего вокруг, кроме телефона, не замечет.

Мы долетаем до универа за рекордные двадцать минут, и, конечно же, Вова берет попутчика. Я уже даже свыклась с этой мыслью.

– Я наберу, когда освобожусь, – бросает он на прощание и уезжает. И никаких поцелуев, объятий и нежностей.

Но он не звонит. Ни днем, ни вечером, ни следующим утром. Я чувствую себя брошенной. Брошенной и использованной, и чувство гордости не позволяет написать первой.

К вечеру следующего дня я все же решаю, что мной никто не успел попользоваться, а с Вовой могло что-то случиться. Звоню ему несколько раз, но он сбрасывает. На сообщения тоже не отвечает.

Брожу по квартире, пытаясь занять себя хоть чем-то, но от волнения дрожу всем телом и не могу понять, что происходит.

Все же было хорошо. Мы прекрасно провели время, утром нормально попрощались (почти), что тогда могло произойти всего за день?

Ближе к двенадцати ночи, когда я извелась от переживаний и догадок, телефон в моих руках оживает, оповещая о входящем сообщении.

– Я думал очень долго и понял, что мы не подходим друг другу. Ничего не получится, прости.

Сначала я думаю, что кто-то просто ошибся номером, потом понимаю, что отправителем сообщения числится Вова. Перечитываю его еще раз десять, чувствуя, как по щекам катятся слезы, и, уже не сдерживаясь, начинаю рыдать.

Как же так? Как это – не подходим друг другу? А как же все те слова, что он говорил? Я же такая красивая и сексуальная, он же сам сказал, что без ума от меня! Неужели врал?

Отбрасываю в сторону телефон и заливаюсь в истерике. Мой плач перерастает в вой раненого животного, и даже придурок за стеной стучит несколько раз в стену, прося заткнуться.

А мне все равно, теперь его очередь страдать бессонницей.

Я реву так долго, что в конце концов начинаю громко икать. В голове пролетают воспоминания о наших двух свиданиях, а ещё о том, как долго я караулила его в универе, как пыталась обратить на себя внимание, а теперь все старания коту под хвост. Еще какого-то черта вспоминаю, что он одолжил у меня денег на пополнение счета и так и не вернул. Чертов альфонс! Даже на цветочки не расщедрился!

Вытираю слезы уголком одеяла и выхожу на балкон в надежде, что свежий воздух взбодрит меня и поможет успокоиться.

Ударяюсь мизинцем об угол кресла и взвываю от боли.

– Мне кажется, в прошлой жизни ты была банши. А это значит, кто-то в нашем доме очень скоро умрет. – Я подпрыгиваю от неожиданности, пытаясь выдернуть из темноты силуэт соседа.