– Правда? – заинтересовался я. – И как же ее зовут, эту барышню? Мне, пожалуй, следует это знать. Все-таки мы целовались.
– Ее имя Уиштосиуатль, – Джинн произнес эту абракадабру очень отчетливо, почти по слогам, чтобы я как следует усвоил информацию.
В недрах моей памяти вяло заворочались полумертвые знания, почерпнутые по случаю когда-то много лет назад. А через несколько секунд меня по-настоящему осенило. Я подскочил на постели и победоносно уставился на Джинна.
– Слушай, а ты можешь добыть для меня книгу, если я скажу тебе ее название?
– Разумеется, Владыка, – голос Джинна звучал почти обиженно. – Было бы странно, если бы я не мог добыть для тебя какую-то книгу – от дешевой брошюрки до редкого свитка из давно сгоревшей Александрийской библиотеки. Это очень легко.
– Тогда добудь мне энциклопедию «Мифы народов мира», – попросил я. – Это такой толстый двухтомник в черном переплете[3]. А еще стакан апельсинового сока и хороший кофе со сливками – если уж я все равно проснулся.
Через несколько минут я маленькими глотками пил прохладный кисловатый сок и листал толстенный том энциклопедии.
– Вот! – торжественно объявил я. – Так оно и есть! Том второй, страница пятьсот сорок шесть. Читаем: «Уиштосиуатль, в мифологии ацтеков богиня соли и соленых вод… Ага, то-то она была такая соленая! Старшая сестра бога дождя Тлалока. Один из источников называет ее женой бога смерти Миктлантекутли. Считалась покровительницей распутства», – на этом месте я ухмыльнулся.
– Если когда-нибудь встретишь бога смерти Миктлантекутли, непременно сообщи ему о недостойном поведении его супруги. Срам какой, об этом уже в книжках пишут! – весело сказал я Джинну.
– Хорошо, при случае я непременно сообщу ему, Владыка, – пообещал Джинн. Это только подлило масла в огонь моего веселья.
– Ладно, – отсмеявшись, вздохнул я. – Значит, индейские боги вышли на тропу войны. Надо же!.. Впрочем, волноваться будем, когда у меня в запасе останется последняя дюжина жизней. А что касается кофе, можешь вылить его в ближайший унитаз, радость моя. Я передумал. Лучше попробую поспать. Когда еще доведется.
– Тебе следует наслаждаться отдыхом в те редкие минуты, когда обстоятельства этому не препятствуют, – важно подтвердил Джинн.
На рассвете я покинул почти пустую прохладную пещеру, выдолбленную когда-то целую вечность назад в твердом теле столовой горы. Афина гостеприимно предложила мне считать эту нору своей – в невыносимо жаркую летнюю ночь почти три года назад, когда меня впервые посетило желание покинуть Асгард и проведать наших будущих союзников. Она сразу поняла, что я останусь с ними надолго – прежде, чем я сам принял окончательное решение. Теперь-то я знаю, что задержусь здесь не просто «надолго», а навсегда. По крайней мере, до самого конца.
Я так и не сомкнул глаз этой ночью – неслыханная удача! Прежде сон, приносящий покой слабым людям, был мне вовсе неведом, как и прочим бессмертным, но теперь на мою долю все чаще выпадает зыбкая полудрема, опасный привкус небытия почти каждую ночь остается на моих губах. Что касается Олимпийцев, они уже давно спят по ночам, как самые обыкновенные люди. Их это не слишком тревожит, но мне кажется недобрым предзнаменованием. Люди не зря называют сон «маленькой смертью» – кому и знать, как не им! И если уж эта самая «маленькая смерть» теперь властна над нами, не предвещает ли это скорую потеху для настоящей Пожирательницы плоти?
Я отвязал от пояса кисет. Время сделало черную кожу почти прозрачной: эта вещь служила мне не меньше дюжины столетий, а может, и больше. Откровенно говоря, я уже давно отказался от привычки сверять свою жизнь с человеческими календарями, хотя поначалу это казалось мне забавной игрой, одной из многих игр, придуманных людьми словно бы специально мне на потеху. В кисете дремали мои руны, двадцать пять драгоценных плодов моей собственной давнишней сделки со смертью.