— Ирина звонила ночью и еле говорила. Я сразу поняла, что она опять сорвалась и будет теперь каждый день «отдыхать». А ты тут одна, никого из дома не взяли, а Ваня чаще с боссом, так что подумала, что для собственного успокоения мне будет легче сместить отпуск на неделю.

Я подхожу к, по сути, чужой для меня женщине и обнимаю ее, как родную тетю. А может быть, как мать. Я уже не помню, когда хотела обнять маму так же крепко. Зинаида гладить меня по волосам и приговаривает, что все будет хорошо.

Но мы с ней обе знаем, что все будет только хуже. Скоро мама прекратит даже контролировать зависимость и хотя бы маскироваться для приличия. Отец погрязнет в рабочих сделках и потеряет последние крохи внимания к семье. Я обязательно уйду, при первой же возможности. А Ларион, на все сто процентов, сбежит на учебу в Америку, не от большой любви ни к учебе, ни к Америке, но там от него отстанут. У него же мой пример перед глазами — Питер никак не помог, наоборот, теперь при любой провинности меня моей учебой шантажируют.

В кармане звонит телефон, и я размыкаю объятия, чтобы достать его. Глеб. Я отвечаю, что уже спускаюсь. Зинаида смотрит на меня с улыбкой.

— Точно не надо с собой собрать перекус?

— Мне двойную шаверму с квасиком привезли.

— Я ничего не слышала, — смеется она и провожает меня до двери. Я бегу к лифту, спускаюсь в холл, а там кидаюсь обнимать Глеба, который держит обещанный пакет с едой. Он смеется и прижимает меня крепко к себе. У него теплые руки и приятный запах геля, который я ему всегда дарю, потому что он не понимает, как можно тратить столько денег на гель для душа. А я считаю, что это запах создан для Глеба – свежий и деликатный. Как и его характер.

— Поведешь меня на детские качельки? — спрашивает Глеб, когда я наконец-то отпускаю его. Он как крепкий столб, как дуб — держусь за него и даже кажется, что под ногами земля.

— А ты против? Я люблю ту круглую плетенную, можно лечь и качаться.

— Ну, по весу ты почти ребенок, — фыркает Глеб и идет со мной во внутренний двор нашего жилого дома. Там действительно есть очень прикольная детская площадка с кучей новомодных штук, но самое смешное то, что в нашем доме почти нет семей с маленькими детьми, и площадка почти всегда пустует. Так что я могу бессовестно качаться на качели хоть весь день. Что и собираюсь сегодня сделать, а заодно съесть двойную шаверму с Глебом на удобных уличных лежаках с видом на канал. Погода шепчет и хочется просто болтать с другом и отдыхать.

— Что с твоей ногой? — спрашивает Глеб, когда видит, как я прихрамываю, да и вообще стараюсь не сильно наступать на ногу.

— Ой, я забыла тебе рассказать, как эпично упала с лестницы из-за Полины. Эта злодейка разлила мне шампанское под ноги.

Глеб смотрит ошарашенно.

— И все? Она просто разлила, ты просто упала. Ничего не нужно дальше делать? Провести беседу, например?

Он упирает кулак в ладонь, давая мне понять, что беседу он имеет в виду «надавать по морде». Я вздыхаю — выходит грустно.

— Родителям плевать. Они мне устроили разнос за то, что я уехала с мужчиной в ночь, а на то, что я могла сломать что-то они даже внимания не обратили.

— А ты уехала в ночь с мужчиной, Валерия? — заинтересованно улыбается Глеб.

— Глебусь, какой ты вредный сегодня, — смеюсь и рассказываю ему про то, что мне просто помогли. Не хочется оповещать ни про Градова, ни про отцовскую пощечину.

— Я-то думал, у тебя принц появился, — вздыхает Глеб и я прижимаюсь к его плечу.

— Ты — мой принц. Зачем мне непонятный мужик?

— И действительно, зачем тебе отношения и чувства. Будем всегда вместе есть шавуху. Что еще для счастья надо?! — Глеб ржет, а я нагибаюсь и кусаю его бицепс. Он хохочет еще громче и подсовывает мне остаток шавермы.