Я ныряю ладонью в сумку — пальцы касаются гладкой кожи, задевают тугую шнуровку.

Та-а-ак, и что это у нас в «черном ящике», уважаемые знатоки?

Корсет. Кожаный, и настолько проституционный корсет, что стоит мне только представить его на Хмельницкой — и возвращается, казалось, уже сгинувшая на сегодня безвозвратно эрекция. 

Черт возьми, я много видел блядского бельишка, но вот такого как-то не случалось...

Я запускаю руку в сумку еще раз. Как в мешок Деда Мороза ныряю, ей богу.

Какие-то кожаные полоски, сцепленные узкими металлическими кольцами, кошачья маска, ошейник на толстом кожаном ремне…

На дне болтается еще что-то, что-то плотно упакованное в отдельные пакеты, но это уже меня занимает меньше. Все самое главное я уже увидел.

И рассматриваю это все богатство сейчас с огромным удовольствием.

Странное дело, у меня вроде не день рожденья сегодня. И до нового года полгода еще.

Значит, госпожа главный бухгалтер предпочитает пожестче? Чтобы выгуливали на поводке, стегали по голой заднице ремнем и затыкали её стервозный рот кляпом? Я представляю. Я очень хорошо это представляю!

Одна проблема — теперь я хочу увидеть это воочию. Ирину — вот в этом. Во всем. На четвереньках. Шикарная же картинка рисуется!

Впрочем, сожалеть мне не о чем — я еще все это увижу. С таким-то козырем, как её так тщательно оберегаемая тайна, в руках, я точно не упущу возможности загнать Хмельницкую в угол. Она не посмеет отказать мне снова!

Боже, я в тебя, конечно, не верю, но спасибо.

Лучшего подарка ты мне подарить просто не мог.

 

 

9. Глава 9. Ирия

Ключи от машины ожидают меня в почтовом ящике.

Умница, Верещагин, осознал, что откупиться от угона тачки тебе будет дорого, а может и не получится вовсе. Особенно — если я кое-кого попрошу посодействовать. А я собиралась. Еще вчера созванивалась с кем нужно, мы договаривались о встрече сегодня.

Ну, что ж, не придется напрягать занятого человека на то, чтобы прижать к ногтю одного мудака.

Радуюсь возвращению я не долго.

Мое настроение портится, как только я нахожу моего мерина брошенным на самом краю домашней парковки. Прижатым к краю настолько плотно, что вообще непонятно, как выпарковываться, не распрощавшись с боковым зеркалом.

Залезать в машину мне приходится с правой стороны — я не хочу проскальзывать между двумя пыльными тачками, жалко костюм.

Впрочем, до водительского кресла я не добираюсь. Так и останавливаюсь, опустив колено на пассажирское, нырнув в машину наполовину.

Какой-то приторной дрянью пропах весь салон. Настолько мерзкой, что на меня тут же накатывает тошнота. Так, и какая сучка в нашей конторе пользуется настолько вонючими духами? Знакомый запах! И ведь не выветрился же.

Я придирчиво обследую салон. Несколько волосков, длинных, тёмных, прилипло к коже задних сидений. И царапины. Царапины на коже… От чьих-то блядских когтей.

Боже, я кастрирую эту сволочь…

У него что, бабки на гостиницу закончились? У самого дома кровать сгорела? Или обязательно было нагадить именно в моей тачке?

Мудозвон. Почему не умею проклинать? Я бы ему импотенцию обеспечила посмертную.

Я вызываю такси.

В свою машину я не сяду, пока не проветрится салон. Если я сейчас поеду общественным транспортом — я и туфли угроблю, и ноги свои, и какого-нибудь урода, который покажется мне похожим на Верещагина.

Ну, невозможно же вот этот плевок стереть с лица.

Он явно не очень ценит свою кобелиную жизнь.

Я с большим трудом пережила воскресенье, едва-едва подготовила себя к тому, что мне надо будет отработать две недели и как-то не угробить чертова гендиректора.