Крайне редко меня называют полным именем Эмелин, чаще всего сокращая до Ами или Эми, и только один человек называл меня Лин — мой отец. Так было до встречи с этим упрямым русским.

Едва я вытащила его на бетонную опору моста, он произнес мое имя, пристально вглядываясь в мое лицо. Произнес так, как называл меня только отец: «Лин».

И если до этого момента я ещё могла подумать, что он случайно очутился у входа в Д-28, то увидев его татуировки и услышав свое имя, поняла, что он тот самый гад, который заманил моего отца в ловушку.

— Завтра много дел, — вздыхаю я, прокручивая тонкую ножку бокала пальцами.

— Только не говори, что опять поедешь в этот ужасный дом! Там, наверное, даже привидениям находиться страшно!

Люси, конечно, трусиха, каких поискать, но в родовом замке моей семьи привидений до сих пор я не встречала. И мне там не страшно, там прошло мое детство.

Подруга была на острове только раз, лет пять назад, и уже тогда большинство построек требовали капитального ремонта, а сейчас некоторые из них и вовсе выглядят полуразвалившимися руинами.

Сотни лет наша семья процветала и входила в число самых богатых и влиятельных людей страны, но с тех пор, как исчез папа, все изменилось. Я не хочу верить, что он погиб, отказываюсь идти в суд, чтобы признать его официально умершим. Но именно поэтому и не могу вступить в права наследства.

У меня нет доступа к его счетам, я не могу продавать имущество, где он числится собственником, и не могу ничего сделать с приходящим в упадок замком. У меня практически не осталось собственных средств, и доход с каждым месяцем все меньше.

Люси может часами болтать о каком-нибудь ток-шоу или сплетничать о светских львицах Марселя. А я все чаще задумываюсь о том, что вскоре вся эта жизнь будет для меня просто красивым воспоминанием.

— Извини, нужно ответить, — перебиваю подругу, увидев входящий звонок Госса.

Пришлось выйти на балкон, чтобы подруга не слышала разговор.

— Привет, как там наш… сувенир? Желает разговаривать?

— Мне кажется, он сломался! — радостно верещит мне в трубку кузен. — Он сегодня не ел ничего и только один раз вставал с кровати.

В отличие от Госса, я не спешила радоваться, сомневаясь, что это не хитрая игра русского. Скорее всего, или больным хочет прикинуться, или забастовку решил устроить.

— Завтра вечером приеду, — пообещала я, решив, что еще один день без еды этот боров точно протянет, если не передумает притворяться.

Рано приехать на остров не получилось, и Госс извел меня звонками, паникуя, что русский умрет у нас в подвале.

— Он весь день лежит в одной позе с закрытыми глазами! — пугал меня кузен, звоня каждый час и докладывая, что пленник совсем плох.

По пути в кабинет отца я все больше впадала в отчаяние, видя, как дорогая мебель и прочее приходят в негодность. Еще пару зим, и я не смогу за них выручить и пары евро.

Госс сидел у камина, играя в свои дурацкие игры, а я первым делом прошла к монитору. Пленника в видимом пространстве не было, и я испугалась, что он удрал, пока мой кузен воюет с виртуальными монстрами.

— Где он? — громко спросила я, напугав Госса, который за звуками своей игры не слышал, как я вошла.

— Эми, у меня сердце остановилось! В душ ушел… час назад… — взглянув на наручные часы, опешил Госс.

Отбросив свою игрушку, кузен присоединился ко мне, уставившись в монитор, будто я слепая и не заметила такого огромного медведя где-то.

Мы молча переглянулись, наверняка думая об одном и том же, что русский каким-то образом выбрался.

— Я не открывал его ни разу! Еду только в кошачью дверку подавал! — принялся оправдываться Госс.