Сначала я решил одеть ребёнка в платье — пусть предстанет перед дедом во всем блеске, но посмотрел на размахивающее конечностями дитя, потом на платье с миллионом пуговок и отказался от этой идеи. Сойдут кофточки и колготки. Причём эта кофточка уже почти высохла, осталось надеть колготки. Я закатал рукава. Ещё раз покормил Соню — на всякий случай. Потом засунул одну её ножку в штанину. Получилось! Потом засунул другую. Все бы хорошо, но за это время она освободила первую. Через пять минут подобной пытки я решил, что вовсе не обязательно одевать и колготки. Достаточно носков, уж их Соня не снимет. Носки были смешные, полосатые, с торчащими в стороны заячьими ушками. Дед точно умилится! Шапка тоже с ушами — это что, тренд? А вместо всей остальной одежды — одеяло.

Соня стала похожа на колобок с головой в смешной шапке. Зато не замерзнет. Мало того — в одеяле ребёнку нравилось, он снова уснул. Я вспомнил про Сатану, обновил корм и воду в мисках. Нашёл ключи от квартиры. Теперь нести Соню на руках было не так страшно — даже если упадёт, ничего с ней в этом пушистом коконе не случится.

Ком одеяла с ребёнком с трудом влез в автомобильную люльку, которая так и стояла в машине. Пробок почти не было, даже на выезде из города, и до резиденции деда я добрался в рекордные сроки. Впрочем, старался не нарушать ни правила, ни скоростной режим. Помнил — со мной ребёнок. Мало того, что чужой, так ещё и очень хрупкий.

Жильё деда впечатляло. В детстве оно казалось мне волшебным замком: занимало огромную площадь с личным прудом и практически девственным лесом, а в большом парке имелось множество потайных мест. Прекрасное поместье. Я провёл все детство здесь, надеюсь, и Соне понравится.

Мне открыли ворота, и я въехал, деду сразу сообщили о моем приезде. Дом впереди светился огнями, хотя дед жил один, если не считать нескольких слуг — на коммунальных платежах здесь тоже отродясь не экономили. Меня встретила Надежда Павловна, округлила глаза при виде ребёнка в моих руках.

— Проходите, Герман, — улыбнулась она. — Михаил Степанович сейчас спустится.

Я прошёл в гостиную, положил Соньку на диван и подпер подушкой, чтобы не свалилась. Надежда Павловна ушла за кофе. Я бы выпил чего покрепче, но я ещё за прошлую машину страховку не получил, эту по пьяни потерять очень не хотелось. Дед все тянул. Сонька начала ерзать.

— Здравствуй, Герман, — наконец, вошёл он.

Я вздохнул с облегчением. Сейчас меня спасут: я помню, что у экономки уже есть внуки — слышал краем уха. И меня спасут, и Соньку спасут.

— Дед, я женился, — без прелюдий обрадовал я. — А это вот твоя внучка. Знакомься — Соня. Правда, спать не любит.

Дед хмыкнул, приподнял кустистые брови, шагнул ближе и рассмотрел принесённый мной кулек.

— И правда — ребёнок, — согласился он. — Живой.

— Так вот, — продолжил я. — Соня живая. И я крайне заинтересован в том, чтобы она была живой как можно дольше, но у неё мама заболела — моя жена, то есть, а я с ребёнком не справлюсь. Можно, я его Надежде Павловне оставлю? Пока не придумаю, как дальше быть.

Сонька закряхтела и заерзала ещё сильнее, забарахталась изо всех сил. Одеяло зашевелилось и разъехалось во все стороны. Девочка предстала во всей красе. Описанной кофточке, криво надетом памперсе, носках и шапке. Сжала кулачки — я затаил дыхание, это мне было уже знакомо. И пукнула. А потом ещё раз. Дед хмыкнул. Надежда Павловна маячила за его спиной и поглядывала на ребёнка через его плечо.

— Теперь ты понимаешь, что ей со мной нельзя? — уныло закончил я.