День моего исчезновения определить было сложно. Всё упиралось в деньги. Полную сумму за снадобье для узника мне всё ещё не заплатили. Пока он примет, пока зелье подействует… Сколько-то ещё времени пройдёт до момента, когда стражники поймут, что он не дышит. Затем осмотр врачом, доклад высшим чинам о смерти узника. Всё может затянуться на неделю. Если начнут разбираться – обнаружат, что останки подозрительно нетленные. А там и до разоблачения недолго. Так, хватит об этом думать.
Рывком подняла ведро. Нечего рассиживать. Нужно ещё много приготовить до моего исчезновения. Тем более что завтра все жители будут заняты. На дознании начнут искать «ведьму» и назначат виновной ту, что не сможет отвертеться. Как противно, что завтра я увижу всё это.
А смотреть придётся. Моё отсутствие будет красноречивее всяких разоблачений.
3. Глава 3. Брат Фома
Утренний звон разносился далеко за пределами посёлка. Светило солнце, запахи весенних цветов крепли в воздухе. Назойливо дребезжащий звук надтреснутого колокола возвещал о начале воскресной службы. Отличный день, чтобы умереть. Надеюсь, это буду не я.
Я успела к самому началу проповеди патера Теодора. Все скамьи уже были заняты достойными жителями Кларана, люд победнее теснился у дверей. Чужих в таком маленьком посёлке видно сразу – я заметила у придела несколько коленопреклонённых фигур в чёрных плащах. Доминиканцы, конечно. Псы господни, как они себя называют. Вот и сюда дошла эта зараза.
Встав у колонны, я опустила глаза. Бедные башмаки, чистое скромное платье из четырёх клиньев, скреплённых шнуровкой, простая, без вышивки, шаль на плечах, вдовий чепец полностью скрывает волосы – само смирение. Придраться определённо не к чему.
Патер Теодор начал с псалма, а затем перешёл к сути сегодняшнего обращения к прихожанам. Он говорил по обыкновению долго, упоминал несчастья, свалившиеся на наш край в последнее время, взывал к смирению и повиновению воли господней. А затем объявил, что всех ждут на площади, поскольку приезд известного разоблачителя ведьм, ученика самого Генрикуса Инститора[1], обязывает к участию абсолютно всех жителей.
Возбуждённо переговариваясь, народ повалил наружу, мимоходом касаясь чаши со святой водой. Руки мелькали над гладью, разбивая отражения лиц, на мгновение сталкивались.
Вот господин Абготт поднёс в горсти воду госпоже Бюрх, та улыбнулась, но чуть заметно покачала головой и коснулась воды в чаше, миновав его ладонь. Приятная полная женщина нравилась многим, но определённо хранила верность господину Бюрху.
Дора, засидевшаяся в девках полоумная сестра Абготта, с хихиканьем брызнула водой на брата. Тот и рад бы не водить её в кирху, да боится, что в его отсутствие она дом спалит. Дора обычно тихая, но если разошлась – только держи. Бормочет что-то, вырывая у себя волосы клочьями. Если её не видно в церкви, все знают: Абготт в очередной раз устал следить за сестрой и, связав её, оставил дома, чтоб не навредила себе и другим.
А вот и Йор тут как тут. Занеся руку над чашей, чуть тронул запястье дочки мясника, а та брезгливо отдёрнула руку. Да, парень давно бы мог найти себе ровню, с оспинами или хромоножку, но всегда метил выше – оттого не имел ничего.
Собравшись в большой круг, растянувшийся по краю площади, толпа оживлённо шепталась в предвкушении развлечения. Посмотрим, чьи планы на день сегодня изменятся…
Я встала подальше от первого ряда, на ступенях кирхи, по левую руку от патера Теодора. Несмотря на искреннюю веру в необходимость истребления всех, кто не готов полностью принадлежать религии, патер был приятным человеком. Во многом из-за него я так надолго задержалась в Кларане.