Домик не выстудило окончательно — это я поняла, когда осмотрела все до последнего закутка. Какими бы плотно пригнанными бревна ни были, как ни был бы слаб ветер, здесь кто-то останавливался и не так давно. Даже снег, наваленный на крыльце, не казался мне доказательством — пара метелей, и скрыты следы. 

Я медлила, стоя у двери. Выходить на улицу было безумием, не потому, что меня кто-то там поджидал, потому, что это остудило бы домик. Я сказала себе — перестань, вернулась к печке, подкинула дров, посмотрела, как лижет огонь сухое дерево — оно не горело бы так легко, если бы печь давно не топили и поленья успели бы отсыреть?

На улице вновь мело. Перед глазами была чернота и мелькали крупные белые хлопья. Морозец отступил, но если бы я не пришла сюда, лежала бы где-то на обочине тракта, уже неживая. 

Вот мои же следы. Над крыльцом нависал козырек, их не замело окончательно. Есть ли чьи-то еще? Или нет?

То мне казалось, что я четко вижу, что кто-то до меня заходил в этот дом. То я уверялась, что все — иллюзия, но прийти к однозначному выводу никак не могла. Надо было запирать дверь и ждать, пока можно будет лечь спать.

Я услышала не шаги, только треск или кустов, или веток, вздрогнула, выпрямилась и заметила тень. Та ли самая, по следам которой я пришла сюда, или та, что заманила меня сюда по следам?

Я вскрикнула и шарахнулась в дом. Пальцы не слушались, я никак не могла запереться и не знала, где тот, кто пришел за мной. Наконец задвижка встала на место, и я с запоздалым ужасом поняла, что в домике не нашла даже нож.

Я бросилась к сундучку, перевернула его и вытряхнула содержимое на пол. Ничего, лишь снадобья и какие-то записи, наверное, как эти снадобья применять.

У меня есть огонь, вспомнила я и метнулась к печке.

В тот момент, когда пламя, попробовав пару раз, прихватило длинное и тонкое поленце, раздался сильный удар по двери.

И еще один.

И еще.