Двухэтажное здание неприметного серого цвета с пластиковыми окнами и крыльцом из серого мрамора. Крыша цоколя выпирала вперед и лежала на белых колоннах.
Чуть прикрыл глаза, чтобы не выдавать свой взгляд, профессионально отмечая еле видные красные огоньки камер. Это с виду казалось, что здание никак не охраняется. На самом деле здесь все просматривалось досконально, до миллиметра моего лица.
Тронул рукой в черной перчатке волосы, приглаживая рыжие кудри. Сам усмехнулся в душе, представляя свою прическу. Таких кудрей у меня давно не было, как и пышных рыжик усов, полгода точно. С тех пор как я был здесь последний раз. Черное пальто, серые брюки со стрелками об которые можно было порезаться, начищенные до блеска коричневые ботинки. Так, полчаса. Вскинул руку, бросая взгляд на золотую стрелку часов и открыл тяжелую деревянную дверь внутрь здания.
Меня пустили к ней почти сразу, предупредив, что женщина на прогулке. Медсестра провела по длинному коридору, в котором гулко отдавались мои шаги и указала в сторону большого сада, где еще цвели пестрым ковром осенние розы.
Она сидела на лавке, которая была обращена в сторону моря, что плескалось где-то внизу, у самого подножья скал. Темно-русые волосы заплетены в толстую косу, серый плащ, черные туфли на низком каблуке. Осторожно, чтобы не напугать, хотя это было невозможно, обошел лавку и сел почти рядом, примерно в метре от женщины.
Ее профиль по-прежнему был красив. Высокие скулы, маленькие носик, длинные черные ресницы и пухлые бледные губы. Когда-то они сводили меня с ума, заставляя просто задыхаться от страсти к ней, сейчас все прошло. То, что с нами случилось не оставило нам ни шанса. Перечеркнуло все, что было до, и развеяло в прах все после.
– Лара, – хрипло зову ее, касаясь бледной руки, которая спокойно лежит на лавке.
Ногти короткие, неровные, словно их постоянно грызли. Пальцы тонкие и чуть скрюченные, застывшие в этой форме.
– Лара, – опять зову ее, но женщина никак не реагирует. Смотрит серыми пустыми глазами на горизонт и ничего, наверное, не видит.
Ее взгляд неподвижен, в нем нет никакого смысла, ничего. Встаю и опускаюсь перед ней на корточки, беру ее руки в свои ладони, прижимаясь к ним лбом. Они холодные, будто мертвые.
– Прости, – как всегда, выдыхаю, пытаясь согреть бледную кожу своим дыханием.
Женщина по-прежнему неподвижна, смотрит в одну точку. Ни одной эмоции на лице, ничего. Лара может так сидеть часами, даже не двигаясь. В этом ее состоянии виноват только я. Это мой грех, что она стала такой. И я не могу никак искупить свою вину, прежде всего перед собой.
Оставшиеся двадцать минут пролетают словно одна секунда. Мне срочно нужно уходить отсюда. Встаю с корточек, целую Лару в лоб.
– Пока, родная, – шепчу ей, краем глаза замечая движение у себя с боку.
Группируюсь, концентрируясь на этой тени и чуть слышно выдыхаю. Сиделка Лары, останавливается в пяти метрах от нас, чтобы не мешать. Выпрямляюсь, отодвигаясь от Лары и делаю шаг в сторону тропинки.
– Никита Владимирович, вас давно не было, – слегка укоризненно окликает меня сиделка, – Вот, все время с собой ношу, – подходит ко мне, протягивает клочок бумаги.
– Что это? – смотрю на название, что написано четким подчерком.
– Я слышала про это лекарство, – начинает Марина Юрьевна. Она была сиделкой у Лары уже почти два года, – Сильное, но у нас пока не продают, еще мало исследовали. Попробуйте достать, говорят творит чудеса.
– Спасибо, Марина, – убираю бумагу в карман пальто, – Только сами понимаете…