— Мам, ты куда? — в полудрёме пробубнил сын.

— К тёте Лиле спущусь, — шепчу в ответ. — А ты спи.

Вру, конечно. Стыдно. Но всю правду пока рассказать не могу. Мал ещё.

Закрываю Ивана на ключ и иду на улицу.

На голове из волос кубло неизвестной птицы. Жопа болит. Сердце начинает бешено колотиться. Такое чувство, будто мне шестнадцать лет, и я иду на свидание к мальчику, который мне безумно нравится.

Стыд и позор, Арина Николаевна! Ты ещё от счастья писаться перед ним начни.

На улице холодно. Вижу автомобиль шефа и подхожу к нему. Тимофей открывает соседнюю дверь. Я сажусь на пассажирское сиденье, и между нами воцаряется то самое неловкое молчание. Сердце перестаёт громыхать, а вместо этого начинает пропускать удары один за другим. Благо, на помощь сердцу приходит мозг.

— Итак, о чём мы будем говорить? — не выдержав этой паузы, начинаю я первой.

— Можно я возьму тебя за руку?

Капец какой-то! Я уже забыла принцип дыхания, а он меня за руку подержать решил.

Он берёт меня за руку, и я чувствую приятное тепло от его ладони, которое начинает разливаться по всему телу.

Господи, я как малолетка какая-то! Соберись, Арина, ты можешь!

Смотрит на меня не отрываясь, будто пытается загипнотизировать и узнать все мои мысли.

— Арин, давай вот просто так посидим и помолчим.

Да мне уже всё равно, что ты будешь здесь со мной делать. Я могу дать тебе руку, ногу, могу даже дышать через раз, если понадобится. Главное, не отпускай сейчас меня.

И всё, что я могу выдать в эту саму секунду, это лишь «угу».

Он смотрит на меня, улыбается как-то совсем по-доброму, а мне хочется прижаться к нему. Хочется, чтобы он обнял в ответ. Но я не решаюсь сделать это первой и тоже молча смотрю. Правда, не на него, а на приборную панель, ручник, потолок в машине, коврик под ногами, на дворники, на его часы на руке. Смотрю куда угодно, но только не него самого.

Почему? И сама не знаю. Стесняюсь, наверное. Как-то это всё слишком интимно без интима.

И вот так мы просидели до четырёх утра. Тимофей молча гладил мои руки и смотрел на меня. Такая идиллия длилась до того момента, пока из поезда не вышла Нина Альбертовна, выгуливать своего пёсика.

Она подошла к машине и заглянула в окно.

— Я ж говорю, проститутка! Уже по машинам трахается!

Тимофей не выдержал и резко открыл перед ней дверь. Соседка отшатнулась назад, держа в одной руке мусорный пакет, а в другой поводок, на котором тащила своего дворнягу.

— Слышь, карга старая, рот свой закрой. Иначе я этот дом выкуплю и тебя из квартиры твоей на улицу со всеми пожитками выставлю.

А я думала, что он только на мне срывается.

— Тимофей Петрович, не надо обращать на неё внимания. — Он хотел выйти, но я придержала его за руку, а старуха отошла подальше и демонстративно плюнула в нашу сторону.

— Мне уже тоже надо идти. Скоро сын проснётся. А мне ещё на работу собираться.

Он помешкал, но согласился. Мы вышли из машины, и Тимофей провёл меня к подъезду.

— Арина, пожалуйста, когда мы одни, зови меня Тим, а то я уже устал от твоего «Тимофей Петрович».

Он, как и тогда, на парковке, провёл рукой по моим волосам.

— Хорошо. Отныне я возьму это за правило.

На прощание Тимирязев поцеловал меня в щеку, затем сел в машину и уехал.

А я поплелась домой в состоянии «поднимите мне веки»: варить себе кофе и готовить Ваньке завтрак.

Хоть задница и болит от ушиба, но на работу собираться надо, а спать смысла уже нет…

— Аришечка, ну пожалуйста, расскажи, что у вас с шефом вчера произошло? Я прям вся сгораю от любопытства, — как муха на липкую ленту, пристала ко мне Ирина со своими расспросами в лифте.