Не успеваю сдержать стон, который оглушающим звуком делит мою жизнь на «до» и «после».
5. Даниэль
-Ты ведь знал! – презрительно роняю, глядя в глаза дядьке.
Он сволочь знал всё!
И то, как я хотел эту белобрысую сучку, и то, как уламывал её после того, как понял, что не влюбить её в себя. Щенком бегал клянчил, блять.
Злился и всё равно доставал. Методично докапывался в надежде, что когда-нибудь сдастся. Но Алмазова отшивала стоило мне только подойти с намёком.
Смотрю на своего родственника. Мысленно прошу сказать хоть пару слов, которые могут остудить мою злость.
«Ну, давай же, блять! Скажи, что ты её специально подцепил, чтобы мы её вдвоём трахнули. Чтобы я утолил свой геморройный голод и жил дальше!».
Но, чем дольше я смотрю на Тима, тем отчётливее понимаю – нифига. Не для меня он сюда привел Ари.
Оба, как по команде, поворачиваемся к девчонке, когда затянувшееся молчание в комнате, растворяет её тихий стон.
Сидит, маленький, драгоценный камушек, на кровати, прижимая кусок ткани и смотрит, не отрываясь на меня.
От настойчивого исследования моего тела голубыми глазами, втягиваю и напрягаю живот так, чтобы прорисовались все косые мышцы.
Дурак, да, всё равно хочу выглядеть в её глазах зачётно. Хотя ей это нахрен не надо.
Она повелась на Тима.
На Тима, вашу мать! Он же старше её на целый десяток!
Выдыхаю злость и тут же пытаюсь набрать новую порцию кислорода. Как зачарованный наблюдаю за одногруппницей.
Кусает свои пухлые губы точно так же, как на аттестациях, когда раздумывает, или что-то не получается.
У меня от её обнажённого вида крышу выносит прямо через балконную дверь. И похрен, что изящное тело прикрыто, я-то знаю, что под этим куском ткани нет ничего.
Знаю и кровь закипает мгновенно от этих знаний.
Член в припадке дергается, почуяв желанную добычу, которую мы с ним так и не смогли уложить на лопатки. И медленно, блять, будто в замедленной съёмке, поднимается оттопыривая махровое полотенце.
Ария реагирует мгновенно. Белые зубки до по беления прикусывают нижнюю губу, глаза же впиваются в мой пах и увеличиваются с каждой секундой всё больше.
Моё самолюбие трещит по швам от передоза. Губы растягиваются мимо воли.
Через пару минут напряжённого молчания, наблюдения и просто истуканства, меня посещает безумная мысль.
Ну как посещает, хер его знает, что это за порыв и как объяснить моё поведение. Наверное, наш учитель физиологии сказал бы что-то из разряда – « Это самцовость, Даниэль. Столкновение за самку и получит её тот, у кого член больше».
Дядькин я видел. Нам с ним не тягаться, почти одинаковые, но я всё же решаюсь на этот шаг…
Одним ловким движением руки, сдёргиваю полотенце, и оно плавно пикирует мокрой тряпкой мне под ноги.
Реакция зрителей не заставляет себя ждать.
-Твою ж мать, Дан! – слышу сбоку вопли Тима, но не реагирую. На него мне плевать, что он там не видел, а вот эмоции Алмазика до боли вкусные.
-Оу, - вытягивает пухлые губки в трубочку и хлопая глазками, застывает взглядом на крупной розовой головке члена.
Эмоции на милом, всё ещё сонном личике меняются со скоростью света.
Удивление, осознание, интерес, восторг и, я бы сказал, принятие, но…это же Алмазова.
Проклятый бриллиантик утолив первую волну любопытства, берёт себя в руки. Раскосые, широко раскрытые глаза в мгновение сужаются. В них вспыхивает что-то, что мне не разобрать. Чисто женская штука, наверное.
Зыркнув сначала на меня, а потом на дядьку, эта зараза укутавшись в простынь по горло, резво подскакивает с кровати.
-Знаете мальчики, мне безумно нравится ваш лёгкий, утренний «реверанс» в мою сторону, - кивает сначала на мой вставший член, а после на такой же дядькин и заключает. – Но пачки у вас не те, да и балет я не люблю, так что опустили своих лебедей и дали мне пройти.