– Каким?

– В основном – импорт вин. Ну, иногда еще разные музыкальные проекты. Все время курсирую между Европой и Японией. Ведь в моем бизнесе все движется и пульсирует, только если сам вкладываешь много усилий. Наверное, поэтому я умудряюсь одна работать вполне на равных с лучшими торговыми компаниями на рынке. Нужно столько времени и сил, чтобы наладить свою сеть, поддерживать бизнес на должном уровне. Впрочем, как иначе… – После этих слов Мюу, будто вспомнив о чем-то, подняла глаза на Сумирэ. – Кстати, ты говоришь по-английски?

– Ну, разговорная речь – не мой конек, говорю я так себе, но все же могу. А вот читать люблю.

– А как у тебя с компьютером?

– Не очень. Я привыкла к «вапро», но если подучиться, наверно, справлюсь и с компьютером.

– Водить умеешь?

Сумирэ покачала головой. Однажды, еще на первом курсе, она попыталась поставить отцовский «вольво-универсал» в гараж и въехала задней дверцей в столб. После чего практически не касалась руля.

– Ну хорошо. А какая разница между «знаком» и «символом»? Ты могла бы это объяснить, составив текст примерно в двести печатных знаков?

Сумирэ взяла с коленей салфетку, промокнула губы и положила ее обратно. К чему она все-таки клонит? Непонятно.

– Знак и символ?

– О, в моем вопросе нет никакого особого смысла. Это просто так, для примера.

Сумирэ снова покачала головой:

– Не имею ни малейшего понятия.

Мюу улыбнулась.

– Если можно, я хотела бы лучше узнать, что ты умеешь. Скажем, что у тебя лучше всего получается? Ну кроме того, что ты читаешь много книг и слушаешь много музыки.

Сумирэ аккуратно положила нож с вилкой на тарелку и, хмуро уставившись в некое пространство над столом, начала вслух рассуждать о себе.

– Что мне хорошо удается? Легче перечислить, чего я не умею. Готовить не умею, уборка – тоже не мое. В вещах всегда бардак, и вообще я их моментально теряю. Музыку люблю, но петь мне противопоказано – тотальное отсутствие слуха и голоса. Руки растут не из того места: забить ровно гвоздь – выше моих сил. Еще у меня топографический кретинизм, и я вечно путаю «право» и «лево». Когда злюсь, обычно что-нибудь уничтожаю: бью тарелки, ломаю карандаши, будильники. Потом, конечно, жалею, но когда на меня находит, то находит по полной, и тут ничего не поделаешь. Сбережений – никаких. Незнакомых людей я стесняюсь, почему – сама не знаю, и друзей у меня почти нет. – Сумирэ ненадолго умолкла, после чего продолжила: – Однако я могу очень быстро, вслепую набрать текст на «вапро». Ничем особо серьезным, кроме свинки, никогда не болела, хоть я и не очень спортивная. Потом странно: я почему-то в ладах со временем и пунктуальна – во всяком случае, на встречи почти никогда не опаздываю. Мне все равно, что есть: к пище я равнодушна. Телевизор не смотрю. Бывает, хвастаюсь по мелочам и почти никогда не оправдываюсь. Примерно раз в месяц у меня ноют и деревенеют плечи, тогда я маюсь со сном, но вообще-то сплю хорошо. Месячные у меня проходят легко. В зубах нет ни одной дырки. И еще я вполне прилично говорю по-испански.

Мюу подняла взгляд.

– Ты говоришь по-испански?

Старшеклассницей Сумирэ провела месяц в Мехико, у своего дяди, который работал там в торговой компании. Решив, что это хорошая возможность выучить испанский, она после месяца усиленных занятий неплохо его освоила. В институте Сумирэ тоже занималась испанским.

Мюу держала бокал за ножку и тихонько поворачивала его пальцами – будто закручивала винт в каком-то механизме.

– Что если тебе немного поработать у меня? Как ты на это посмотришь?