- Тагир это...- хрипит моя жертва.

- Ма, вы где? – детский голосок, как ледяной водопад.  Не могу дышать, грудь разрывается от нехватки кислорода.- Ма, я в туалет хочу, — в голосе мальчика почти слезы.

- Пусти,- зло выплевывает Светлана, всего минуту назад тающая в моих руках. – Пусти, черт тебя подери. Придурок. Ты за этим меня притащил сюда? Плата за кино и шашлык?

- Дура,- уже рычу, глядя, как она одергивает на себе дешевые тряпки.- Мать твою, да просто...

 Что просто? Что я по ней с ума схожу? Это как раз очень сложно. Может быть получи я свое, эта дура стала бы мне не интересна. Хотя, бестолково тешить себя надеждами.

- Мы сейчас же уедем, только Васятку свожу в туалет. Вась, мы тут! – кричит в пространство.

- Ну уж нет, я обещал шашлык и бассейн не тебе,- ухмыляюсь, глядя на мальчика вбегающего в комнату.- Ты не испортишь праздник своему сыну, ведь так?

Так, ее глаза меркнут, а я чувствую себя последней тварью. И это ощущение власти сегодня меня совсем не возбуждает.

**********

«Мам, а давай оставим его себе»

Слова Васьки такие наивные, такие честные.  Господи, это сумасшествие. Какой-то дикий треш, из которого выхода нет. Он прав, я не испортила праздник сыну, наверное потому, что подсознательно и сама не хотела уезжать. В конце  - концов, моя добродетель давно уже потеряна.

- Дай мне хмели – сунели,- приказывает Тагир, кивая на деревянную коробку со специями. Пахнет так, что сознание мутится. Пряные травы будят аппетит, но есть я не хочу. Их аромат тревожит другие рецепторы. Потаенные, пробужденные восемь лет назад человеком сломавшим меня, но не уничтожившим.

- Ма, это так вкусно,- морщится Васятка, обгрызая мясо прямо с шампура.  Я не хотела разрешать, но Тигран посмотрел так, что спорит я не рискнула. Правила для того и существуют, чтобы их нарушать. В конце – концов ничего не случится, если мой сын один раз поест как варвар, вымажет голое пузо мясным соком, а потом нырнет в бассейн. Это вредно, но так клево. Я понимаю мальчишечий восторг.

- Светка ешь пока не остыло,- гудит Тагир, ставя поднос на столик возле шезлонга.

- Я не ем мяса,- задыхаюсь. Голый мужской торс, покрытый капельками пота и густой порослью темных волос маячит перед глазами, в которых летят мухи.

- Ты что делаешь? – вопрос звучит не насмешливо, просто удивленно.

- Не ем мяса, и мех натуральный не люблю,- шепчу расслаблено, хотя все струны моего организма гудят и вибрируют.

- Мама говорит, что зверушек жалко,- жуя шепелявит Васька.

- Неприлично говорить с набитым ртом,- на автомате делаю замечание.

- Неприлично быть такой красивой. Помнишь песню, про то что нельзя такой красивой быть? - шепчет Тагир, склоняясь ко мне, словно для того, чтобы поправить сбившееся полотенце. Помню, я помню и ненавижу эту песню. А еще  мне стыдно, я боюсь, что он рассмотрит маленькую дырочку на купальнике, и бритые ноги покрытые красными точками от раздражения, которые страшно чешутся. Но на эпиляцию у меня тупо не хватает средств. И теперь конечности у меня как у кабанихи, колючие и щетинистые.

Васька Егоров пел мне серенады, не обращая внимания на проклятия соседей. И эта песня, которую вспомнил Тагир, была его любимой. Душу выкручивает боль, как половую тряпку, доживающую свой век. Выламывает до боли. Мотив старого хита звучит в голове, пробуждая адскую мигрень. Эх шеф, знал бы ты, о ком я думаю сейчас, бежал бы от меня без оглядки. Эта мысль вызывает нервную улыбку.

Вскакиваю с насиженного места, как ошпаренная. Ныряю в синюю, пахнущую хлором воду, словно пытаясь спастись от опасной акулы. Чем глубже – тем лучше. Вода остужает мысли, вымывает пугающие инстинкты, охлаждает предающее тело