Скорее всего, он до сих пор не простил нашу семью, ведь это именно мой отец постарался избавиться от мальчишки в свое время*.

Наверное, поэтому я сопереживала клону совершенно особенным образом и постоянно следила за его лицом в надежде увидеть хотя бы малейшие изменения в лучшую сторону.

Но их не было. Лукас отказывался разговаривать и просто молча шел вперед, мгновенно превратившись в послушную машину. Прямо-таки киборг, честное слово!

На судне оказались зоннёны: видимо, этот челнок Руэль вызвал прямиком с флагмана. Меня встретили вежливо, но отстраненно. Ментальные щиты у всех были наглухо закрыты, и никто даже не попытался ради элементарной вежливости приоткрыть их хотя бы на мгновение (в правилах зоннёнского этикета существовал пункт открытия щитов для трансляции кому-нибудь положительных эмоций, если таковые, конечно, были).

Что ж, это было ожидаемо. Мое пребывание на Ишире уже давно раскрыто, поэтому прятаться нет никакого смысла. Но я уверена, что новость о моей иширской работе пролетела не только по флагману, но и успела рвануть к Мироану**. Всё-таки я дочь очень высокопоставленной семьи…

Внутри челнока нас сопроводили к креслам и попросили незамедлительно пристегнуться.

Мы взлетели буквально через несколько минут, а я вспомнила свой последний полет на Ишир, и сердце затопила тоска…

Да, мне стоило признать правду, что даже на Ишире я не нашла счастья. Здесь я смогла избавиться от ненавистных правил своего народа, смогла почувствовать себя свободной, но… это была чужая планета и чужой народ. Ненавидя уклад зоннёнского общества, я всё равно оставалась дочерью этой расы, и сердце мое… пришлось признаться самой себе… скучало по пейзажам родного Мироана, по запахам привычной с детства еды, по зоннёнским праздникам и неповторимому звучанию нашего языка…

Выдохнула, ощущая, как челнок ускоряется, разрезая атмосферу Ишира острым носом…

Клон выдохнул вместе со мной, и я всего на мгновение почувствовала, как дрогнули его ментальные щиты. Вырвавшиеся эмоции оказались… полнейшим опустошением, которое было сравнимо разве что с отчаянием, и меня это поразило.

Что происходит? Неужели он мне не верит? Я долго убеждала Лукаса в том, что всё будет просто и совершенно безопасно. Ему никто не причинит вред, никто не станет задерживать его слишком надолго или, например, угрожать...

Но парень словно меня не слушал. Не слушал от слова совсем, погрузившись в свои собственные, непонятные переживания…

***

Лукас

Полет на зоннёнский флагман стал для меня приговором. Почему? Потому что я отчетливо чувствовал, что моё тело начинает сбоить. Процесс стремительного старения запущен, и меня стопроцентно спишут со счетов…

Не то, чтобы я рвался поучаствовать в задании, ради которого меня спасли. Нет, но… эта работа могла продлить мне существование хотя бы ненадолго и создать иллюзию некой значимости.

Да, я должен был признать, что боюсь смерти. Боюсь того, что уже через несколько недель стану слюнявым идиотом, которого останется только усыпить из жалости…

А зоннёнские ученые однозначно заметят начавшееся разрушение моих клеток. А это значит, что для меня закончится абсолютно всё!

Скорее всего, этот флагман и станет моей могилой…

Весь полет в голове вертелись чувственные картинки с участием горячей блондинки, сидящей напротив.

Да, Тина все-таки дала мне возможность напоследок почувствовать себя мужчиной. И пусть ее поцелуи были всего лишь «работой», как она выразилась, но они всё равно принесли мне ощущение, что я живу…

Это чувство так меня затопило, что я рассердился на ее оправдания и извинения. А это значит, что я умудрился в короткие сроки разбудить в себе такую бесполезную черту характера, как гордость. Потом меня, правда, быстро отпустило. Что я такое, чтобы вообще предъявлять какие-либо претензии? Я самая настоящая развалина, скрывающая свое состояние под фасадом молодого тела. И зоннёнские ученые скоро раскроют этот постыдный секрет…