Дядя только кивнул Тиму. Для меня этот договор всегда был только бумажкой, я о нем за все эти годы ни разу не вспоминала. Но если он так много значит для Тима, почему он сразу после принятия Закона не поднял вопрос об изменении брачного договора. Я бы, чтоб доставить ему радость, согласилась на любые изменения в бумагах. Да мне и не нужен статус главы семьи, за спиной Тима тепло и надежно, пусть он и будет главой.

И дядя тоже, скорее всего, отказывать Тиму в изменение договора не стал бы. Тим давно заслужил доверие и уважение дяди. Тем более, наш брачный договор никак не влияет на права главы рода, которые ограничивает только закон Принципата.

И я спросила, обращаясь к обоим мужчинам, почему они не захотели раньше заняться этим договором. Дядя же тоже мог предложить исправить договор, он политик и должен придавать бумагам большое значение.

Они оба посмотрели на меня недоуменно, дядя махнув на меня рукой, вернулся к своим бумагам. А Тим встал и принес с полки толстую папку с вшитыми в ней вырезками газетных статей, касающимися семейного права. Он протянул папку мне. Я положила ее на колени и посмотрела жалобно на Тима. Хотелось, чтоб он сам объяснил мне, почему не захотел изменить договор раньше. А не заставлял меня рыться в газетных вырезках.

Тим, поняв мою немую просьбу, усмехнулся и сказал:

- В Законе о Дискриминации ничего не сказано об обязательных изменениях в уже подписанных брачных договорах. То есть уже действующие догова обратной силы не имеют. Если супруги подписали его, по желанию одной из сторон он не может исправляться.

- Но у нас было бы обоюдное желание. – Возразила я. – Как сейчас.

Тим тепло мне улыбнулся:

- Я, все же, не хотел рисковать, поднимая этот вопрос. – И Тим бросил взгляд на дядю. Вообще-то, если бы дядя запретил мне менять договор, я, скорее всего, против его воли не пошла, как сделала это после попадания в этот мир. Слишком хорошо я сейчас понимала, насколько широки права главы рода. В моей власти было только не злоупотреблять преимуществами, которые мне давал брачный договор.

Я открыла переданную мне Тимом папку. Там были статьи с жалобами на неполноценность нового Закона, требования от граждан внести пункты о необходимости изменений в уже подписанные брачные договора. И много-много статей о самоубийствах разочарованных Законом о Дискриминации "бывших выродков", статьи о их побегах из рода, о насилии в семьях, о недовольных магах, запертых в монастырях по решению родового суда.

- Ужас. – Я закрыла папку, чтоб не читать на ночь о таких несправедливостях. Хотела уже встать, но заметила, что Тим достал из кармана письмо, переданное ему во время обеда, и аккуратно срезав край конверта, начал вытаскивать из него сложенный лист.

Тим не возился с посланием, как любит это делать дядя, устраивая целый ритуал, извлекая письмо из конверта. Мой муж действовал быстро, без лишних движений. И пальцы у Тима были длинные и красивые, так что я сидела любуясь им, и не торопила, как десять минут назад, его своими вопросами, чтобы он быстрее закончил.

Я наблюдала, как Тим с интересом начал читать исписанный лист, и настроение, которое у него было явно радостным, резко испортилось. Причем настолько заметно, Тим даже не мог скрыть эмоций на лице, и это заметил дядя. Он привлек к себе внимание Тима, побарабанив пальцами по столешнице. Когда мой муж, после секундного промедления, поднял на дядю напряженное лицо, с крепко стиснутыми зубами, дядя непривычно участливо спросил:

- Плохие новости, Тимир? Что-то с родителями?