Обнимаю себя за плечи. Смотрю на Яна. Он в мою сторону — нет.

— А кто мама мальчика? Как его зовут? Надеюсь, мы сможем с ним познакомиться?

Каждый из вопросов Нины Андреевны только сильней вскрывает мою грудную клетку.

Не выдерживаю, разворачиваюсь и быстрым шагом ухожу в сторону ванной. Подбородок трясется. Глаза обжигают слезы. Внутри — агония.

Это просто мальчик. Просто мальчик. Ребенок. Он ни в чем не виноват. Не виноват. Виновата его мать. Которой физически нет рядом с нами. Но которая уже отравой вошла в нашу с Яном жизнь.

9. Глава 9.

Тянусь за салфетками, что лежат на полке у зеркала. Вытираю слезы. Всхлипываю.

На душе невыносимо паршиво. Хочется забиться куда-нибудь как можно подальше и просто побыть в тишине. Не знаю, на час или, может, на пару лет.

Перед глазами всё снова расползается. Так быстро и основательно, что это даже пугает.

Опускаюсь на бортик джакузи. Прижимаю очередную сухую салфетку к лицу. Проваливаюсь в свою боль.

Слышу шаги за дверью.

Замолкаю. Не двигаюсь.

Эти шаги я узнаю из сотни тысяч других. Правда, не знаю, что чувствую, слыша их: облегчение или тревогу.

Ян молча заходит в ванную комнату. Находит меня взглядом. Всё еще кажется немного сердитым.

— Я ничего не говорила твоей матери, — выдавливаю.

Не хочу быть виноватой в том, чего даже не собиралась совершать.

Ян ничего на это не отвечает. Он подходит ко мне и с легкостью поднимает на руки. Я немного пугаюсь. Крепко хватаюсь за него, обвиваю руки вокруг шеи.

Меня снова душат слезы. Снова плачу. Тихо. Но чувствую, как промокает ткань рубашки на плече у Яна.

— А где родители? — шепотом спрашиваю, когда мы оказываемся в нашей спальне.

— Уехали.

Понятно.

Ян их просто выпроводил. Чувствую себя неловко из-за этого. Нельзя так с родными, но Ян придерживается иного мнения. Всегда оставляет небольшое расстояние между нашей семьей и нашими родителями, чтобы они не вмешивались лишний раз.

Он усаживает меня на кровать, сам присаживается на корточки и опускает ладони мне на колени. Я чувствую их тепло даже сквозь тонкую ткань домашних брюк.

Кожа покрывается мурашками. Рассматриваю длинные пальцы, узоры ярко выраженных вен.

— Мира, посмотри на меня.

Закусываю губу. Поднимаю взгляд.

Ян внимательно смотрит на меня, неторопливо поглаживает большими пальцами мои колени. Это движение успокаивает меня и в то же время — волнует. Волнует своей интимностью.

— Что случилось?

Из меня снова невольно вырывается всхлип.

— Всё дело в них, Ян. В этой женщине и ее… вашем с ней ребенке.

Замолкаю. Пытаюсь справиться с эмоциями. Мне просто плохо. Очень-очень плохо.

— Твои родители познакомятся с ним. Полюбят. Будут просто в восторге от него. А я… Мне… Наш ребенок…

Мне так и не удается закончить. Замолкаю и снова опускаю голову. Старая рана, которая давно зарубцевалась, снова начинает нестерпимо ныть.

— Я боюсь, что в один момент вдруг осознаю, что лишняя здесь, — признаюсь скороговоркой и зажмуриваюсь.

Чувствую, как слезы крупными горячими горошинами скользят по щекам, собираются на подбородке и падают.

Ян убирает с моих колен руки. Чувствую, что он садится рядом.

— Не будет такого. Никогда.

— Разве? Я же знаю, как твои родители хотят внука. А я не могу им этого дать.

— Ты им ничего не должна. Пусть хотят. Мне плевать. Если из-за этого отец или мать к тебе станут хуже относиться, я сведу наше общение к минимуму. Ты не должна потакать чужим прихотям.

— Но должна смириться с тем, что ты будешь проводить время со своим сыном.

Поднимаю голову. Смотрю на Яна. Он сидит так близко-близко. Я даже вижу узоры его радужек. Вижу каждую морщинку.