— Еще один герой, — с сарказмом комментирую я.

— К счастью, он остался жив. Там тупая такая планировка в этих зданиях, во время пожара создаются условия для высокой температуры — так мне рассказывал Сережа. В подобных квартирах возможен этот, ну… тепловой выброс. И он, мой пожарный...

Ее пожарный?! Жую хлеб. Внимательно слушаю, а она продолжает заливаться соловьем. Перед пустой половиной стола, зато с дичайшим восторгом.

— Рискуя жизнью, вместе со своими сослуживцами Сережка спас нас с подругой. Парни наворотили всякого при помощи ручных лестниц. Когда я немного спустилась, он тут же подхватил меня на руки. Такой душераздирающий момент! У него все лицо в саже, и только глаза синие-синие, как...

Мечтательно зажмуривается, прямо-таки охает, а меня подрывает:

— Как у меня?!

— Ну да. Но я хотела сказать, как горное озеро, ну или небо. Меня привлекают синеглазые мужчины… И герои. Рыцари двадцать первого века. Настоящие мужчины. Элита! Когда мужчине удается совершить какой-нибудь феноменальный поступок, я впадаю в экстаз, вся трясусь от восторга. Это каким надо обладать мужеством и силой воли, какой иметь внутренний стальной стержень, чтобы войти в горящую квартиру? А Сережа, он еще и очень добрый, после тех гадостей, что ты мне наговорил, это как глоток свежего воздуха.

Медленно разрезаю кусок мяса. Пытаюсь прийти в себя. Со мной случалось всякое, но такого я не помню.

— Что за бред?! Не могу больше слушать эту непроходимую дичь. Ты что? — Делаю паузу, чтобы перевести дух. — Имея внутри себя моего ребенка, нося мое кольцо и штамп в паспорте, просто дала следующему герою? Потому что у него хватает слабоумия лезть в эпицентр пожара?

— По-твоему, пилоты, рвущиеся в небо, — нормальные, а пожарные, спасающие людей из огня, — прямо-таки олигофрены?! Между прочим, при поступлении они сдают физику, математику и русский, это тебе не в кабине дрыхнуть, пока автопилот за тебя рулит.

— Чего?! — я аж заикаться начинаю от возмущения. — Да мы сами взлетаем и садимся, а автопилот включаем только на огромной высоте. И я все равно не понимаю, как ты — мать! — могла позволить какому-то пожарному тыкать своим прибором в моего ребенка? Это настолько гнусно, что даже я со своей врожденной сдержанностью просто не могу успокоиться.

— У нас еще ничего не было. Хотя это не твое дело, — гордо заявляет она мне и миру.

— Как это не мое, когда я твой муж? Я прям разочаровался. Хотя и не был зачарован. Но тебе что, реально все равно, с каким героем спать?

— Что за глупости? Говорю же: еще не было у нас ничего. А ты опять: все равно да все равно.

— Ну а что я должен подумать? Ты же меня все героем называла. Теперь этот герой. Какие еще бывают героические профессии, Ирина? Экскурсовод по чернобыльской Припяти? Дрессировщик тигров? Каскадер? Сапер? Проводник в Гималаях или собиратель змеиного яда? У кого заведомо есть пропуск в твои труселя?

Девушка охает, но не сдается:

— Ты дурак. Мне жаль что мы женаты! — Встает.

— Ребенка моего на стул посади. Серега твой в курсе, что ты шкатулка с секретом?

— Нет, и незачем ему это знать. Это может расстроить мои с ним отношения. Вот сблизимся окончательно, он меня полюбит — и тогда…

В моей голове рождается идея. Я как Архимед, который когда-то произнес: «Эврика!» Это же гениально!

— Хорошо, Ириш, ты не волнуйся. — Тоже встаю, вытираю салфеткой губы, жестом подзываю официантку.

— Только попробуй! — крысится неверная супруга. — Я знаю, где ты живешь. Дождусь перерыва между рейсами, приду и, пока ты спишь, налысо тебя побрею. Бабы перестанут любить, и фуражка начнет сползать.