В толпе бродили женщины, предлагая татуировку на руки из хны. Одна вдруг схватила мою кисть и начала на ходу ее расписывать.

– Не нужно! – воспротивилась я.

– Да ладно, ладно, чего ты? – стерла она хну с моей кисти, окинув меня презрительным взглядом.

Сразу несколько артистов разных жанров давали концерты. Поющие парни, исполняя что-то межконтинентальное, зорко смотрели в публику. Валера вскинул камеру. Один из парней бросил петь свою партию и подошел к Валере с видом молодого Аль Капоне – плати!

– Все, все, окей, я не снял, – сдался Валера.

Жанровые зарисовки громоздились одна на другую. На скамейке в нише стены устроились рядком четыре женщины, окутанные тканью на девяносто девять процентов, включая лица. Одни глаза открыты – прямо-таки шпионки Джеймса Бонда. Кумушки, похоже, перемывали кости прохожим, переводя взгляд слева направо и обратно.

На земле, на тряпке сидела умилительная компания: щенок, ежик и котенок. Животные еще не ведали, кто они такие, и держались дружно. Сфотографировать их не удалось: хозяин закрыл доступ всеми возможными способами. Но мы тоже не пальцем сделаны. Мы разработали трюк: я изгаляюсь в разных позах, сильно размахивая руками, на фоне какого-то яркого сюжета, но держусь по правому флангу. Валера, наведя объектив на меня, незаметно его смещает и щелкает. Меня-то потом можно подрезать. Таким «макаром» нам удались несколько шедевров, и Валера угостил меня чаем за труды. Марокканский чай чрезмерно сладок. Может, у них у всех поэтому зубов не хватает?

Полная женщина сидела практически на земле, в позе медведя-панды. А, это же передвижная гадальня! Огромный зонт, лежавший у гадалки, по сути, на голове, исполнял роль помещения, создавая полный интим.

Объевшись впечатлений, мы поплелись к алчущим пассажиров таксистам. Наверное, побежденные усталостью и дезориентированные темнотой, мы сели, как чукча из анекдота, во «второй салон» к какому-то, вроде бы, адекватному дядечке в очках и вязаной черной шапке. Он согласился на сорок дирхамов и повез нас… в тундру! Те семь минут, что вчера потратил на дорогу другой таксист, у нынешнего превратились в сорок минут. Если не больше. Мы крутили головами, не узнавая улочки старой Медины, ставшие в темноте похожими одна на другую. А дядя крутил и баранкой, и головой, вежливо осведомляясь: