— О вечном, Павел Васильевич, — я специально выделила интонацией его отчество, — как-нибудь в другой раз. А сейчас хотелось бы об исчезновении Любы Кузнецовой.

На лице участкового появилось горькое разочарование.

— Вот умеете вы спустить человека с небес на землю...

Мне эта клоунада уже надоела, и я попеняла ему:

— Павел Васильевич, может, прекратите валять дурака?

— Может, и прекращу, — ответил он вполне нормальным тоном. — Если перестанете величать меня по отчеству.

— Давайте тогда взаимно. Я — Ольга.

— Ну а я Павел. Еще раз, приятно познакомиться! — участковый сел на лавочку, дождался, пока я устроюсь рядом, и продолжил: — Позвольте узнать, чем вас так заинтересовало столь давнее трагическое происшествие, что вы уже второй раз упоминаете о нем?

— Иными словами: какое мне вообще дело? — перевела я его слова.

— Примерно так, — согласился собеседник. — Чего вы к нему прицепились? У нас за десять лет много нехорошего произошло.

— Честно говоря, мне достаточно и одного этого. Так уж вышло, что мы с Игнатом оказались соседями.

— И что?

— И то, что я могла во всей красе наблюдать, какими милыми могут быть жители вашего замечательного города, когда ополчатся на кого-то.

— Это они могут, согласен, — кивнул собеседник. — И вы намерены предпринять какие-то шаги, чтобы изменить ситуацию, я правильно понял?

— Совершенно верно.

— Любопытно. И что требуется от меня?

— Я хотела узнать, остались ли после смерти вашего отца какие-нибудь записи о том деле? Он ведь принимал в нем участие.

— Это вам Игнат рассказал? — нахмурился участковый.

— Он, — не стала возражать я.

— Зачем вам записи моего отца?

— Я собираюсь провести что-то вроде небольшого частного расследования. Поговорить с людьми, изучить информацию.

— Вы серьезно? — собеседник даже не пытался скрыть сарказм. — А людям это нужно? Думаете, они захотят с вами говорить?

— Возможно, захотят. Если узнают, что я — секретарь одной очень известной писательницы детективов. И собираю материал для ее новой книги.

— А вы, правда, секретарь? Чей, позвольте узнать?

— Ну давайте представим, что правда. И в чем здесь криминал? Этим происшествием, как я понимаю, уже давно никто не занимается. Своими попытками я никому не помешаю.

Некоторое время участковый задумчиво разглядывал меня. Потом усмехнулся.

— Должен заметить, умно придумано! Я сразу понял, что у вас есть хватка.

— Послушайте, — я посмотрела ему прямо в глаза, — мне надо, чтобы вы ничего не отрицали, только и всего. Люди же видели, что вы ко мне заходили. Если они будут интересоваться, вам не нужно врать, лишь многозначительно молчать. А вдруг мне повезет, и я узнаю правду!

— Не исключаю такой возможности, — ответил Павел Васильевич. И добавил: — А вы не думаете, что это может быть опасно?

— Жизнь — вообще опасная штука, — пожала я плечами.

— От вас я такой банальности не ожидал, — поморщился собеседник. Я молчала, и он продолжил: — На самом деле, я все еще хочу понять, почему вы так настроены помочь Игнату? Вы чем-то ему обязаны?

— А такой банальности я не ожидала от вас. Думаете, люди не способны помогать друг другу просто так? Без дурацкого принципа: ты мне — я тебе? Мое объяснение очень простое. Несправедливость — это то, что я ненавижу больше всего. И не могу пройти мимо. Считаете, этого недостаточно?

— Не считаю, — впервые за весь разговор он ответил абсолютно серьезно, без издевки. Поднялся с лавочки, произнес: — Хорошо, я поищу записи, — и пошел к воротам.

Закрыв за участковым калитку, я отправилась гулять по саду. Эта беседа оказалась не самой легкой для меня, и теперь требовалось собраться с мыслями. А вечером предстоит еще более сложный разговор с Игнатом.