– Боря, не молчи, говори! Знаю, что это подстава.

– Всё нормально, племяш… – он шепелявил через выбитые зубы. – Похоже, один ты теперь остаёшься. Отжил я своё. Помни, о чём говорили вчера. Подари внуков. Буду следить за тобой с того света. Обязательно своди их на рыбалку, на наше место…

– А-а-а-а!.. – Паша закричал, точно зная, что Боря не станет таким шутить. – Тихон, падаль, я же тебя загрызу!!!

Ответом стал смех и выстрел с вскриком последнего родственника.

Паша выбросил телефон в окно, приказывая Артёму сквозь сжатые зубы:

– Возле супермаркета поверни налево. На перекрёстке сверни ещё раз. Держи курс на карьер, его будет видно.

Старик перед смертью напомнил о мало кому известном объезде.

Паша закинул голову, с трудом сдерживая слёзы. Широкой ладони робко коснулись холодные пальчики.

– Я могу вам чем-то помочь? – в голубых глазах сожаление, смешанное с болью. – Вы сказали: «Тихон». Если это тот, кого называют Тихоней… – она всхлипнула. – Мама не умерла, он её убил… мне страшно…

Жалость, гнев, ненависть, ярость разрывали душу предпринимателя от криминала. Зубы скрежетали в бессилии. Он никогда не прощал обид и этот раз не станет исключением!

Сильные руки сгребли полураздетую ревущую пигалицу. Единственный человечек, что связывает с семьёй, рыдал у него на груди. Незнакомое чувство кольнуло сердце. То, что испытывал сейчас, не ощущал прежде. Его редкие слёзы капали на её светлую голову. Губы шептали с полной уверенностью:

– Не бойся! Я никому никогда не позволю тебя обидеть. Мы вырвемся из города. Будешь жить в Москве. Поступишь в университет. А за Маринку и Борю Тихон землю жрать станет… перед тем как сдохнуть!

Глава 3

Ада с ужасом наблюдала, как передёргиваются стволы автоматов. Скотчем сцепленные рожки с патронами. Несколько гранат. Пистолеты.

Свой бронник Паша нацепил на неё, не обращая внимания на писклявый протест.

Спокойная злость на решительных лицах мужчин. Живыми сдаваться никто не собирался.

Последние инструкции для перепуганной смертницы:

– Когда скажу, ложишься на пол. Голову накрываешь ладонями и молчишь как рыба. Никакого визга! Если нас убили, выползаешь в дверь и несёшься со всех ног зигзагами в лес… – Он встряхнул её за плечи, рыкнув с угрозой: – Попробуй не выжить!

Оставалось добавить: "Не выживешь – убью!" Она попыталась освободиться.

– Что вы такое…

Взгляд хищника откликнулся холодом по позвоночнику. Слова протеста застряли в горле.

– Заткнись и слушай! – он сунул в дрожащие руки портмоне и назвал номер друга. – Просишь или покупаешь телефон. Звонишь Давиду. Докладываешь обстановку. Говоришь, что ты моя! В Новосибирске стоит самолёт. Тебя доставят в Москву в мой дом. Есть пара квартир. Одна на окраине, другая с видом на кремль. Акции, счета, всё даст и объяснит Давид.

– Нет, нет, нет… – Ада мотала головой, отказываясь верить в худшее.

Три пальца легли на подбородок, намертво зафиксировав голову. Серые глаза смотрели в душу. Он цедил по слогам:

– Думаешь, я хочу умирать? Даю тебе вводные на все времена! Брюхом на пол, закрытая голова, побег и Давид! Это то, что сделаешь, если меня не станет. Неважно где и когда! – Твёрдые пальцы больно сдавили лицо, рычание зверя: – Теперь поняла?!

Она трясла головой, перепугавшись больше прежнего, но слова навсегда врезались в память.

Брови у переносицы, нахмуренный лоб.

– Не слышу!

Она выплюнула в холодные глаза.

– Да!

Он расцепил пальцы, борясь, возможно, с последним желанием: впиться в пухлые губы, зацеловать в кровь. Останавливало одно: она дочь сводной сестры!