Дэн вышел из душа, в котором долго стоял под струями горячей воды, пытаясь привести себя в порядок. И снова проверил телефон – Чип так и молчала.

Он тряхнул головой, чтобы влажные, кажущиеся сейчас иссиня-черными волосы полукольцами не падали на лоб и не закрывали глаза, и потер еще мокрое лицо ладонями, которыми совсем недавно держал лицо объекта своих фантазий, от которых с трудом избавился. На темном небе за окном на пару минут появилась луна – выглянула из-за туч и осветила серебром комнату Дэна. Холодные лучи падали на его обнаженные плечи, скользили по предплечьям, на которых все еще оставались капли воды, попадали на четко очерченные мышцы груди. Дэн был отлично сложен и постоянно занимался спортом – не потому, что ему хотелось выглядеть лучше, а потому, что физическая боль помогала вытеснить ненужные мысли. Странно, но эта девчонка, которая его сейчас игнорит, тоже помогала ему в этом. Помогала быть самим собой. Забавное откровение.

Жаль, что она не оценила его порыв.

Дэн задумчиво провел пальцами по гладко выбритой щеке. И вдруг как-то внезапно, за пару минут, решил для себя, что должен делать с Кларским, и как вести себя с Чипом – решения всегда приходили к Смерчу быстро и довольно неожиданно. А потом, с размаху упав на большую низкую кровать, он обзвонил Черри и еще нескольких друзей, которые в любое время готовы были отправиться вместе с ним куда угодно.

Парни, естественно, тут же согласились. Денис вызвал такси и переоделся. Натянув джинсы, застегнув ремень, стоя с футболкой в руке, он заметил на столе томик лучших произведений эпохи Возрождения и вспомнил вдруг, что мать, когда ей что-то хочется узнать, в шутку задает вопрос книге и открывает на любой странице.

– Ну, Мари, почему ты мне не отвечаешь? Я ведь тебе нравлюсь, правда? – чтобы отвлечься от мыслей, он взял в руки книгу и открыл ее где-то посредине. На тонкие, с теснением страницы падал свет фонаря, смешавшись с тусклыми лунными лучами. Попал Дэн не куда-нибудь, а на сонет Петрарки, посвященный возлюбленной Лауре:

…Я вижу лук Любви, что вновь натянут.

Но вряд ли беды новые нагрянут –

Страшнее, чем привычная беда:

Царапины не причинят вреда,

А сердце больше стрелы не достанут2.

—Найс. Я скоро начну, как и Клара, верить в судьбу. – Стихи явно не могли быть отражением объективной реальности.

Ответ Дэна вновь не впечатлил, он поморщился, досадуя на себя, что поддался женской забаве. Отбросив книгу на кровать, он облачился в футболку и стремительно вышел из комнаты. Книга, словно бы желая доказать теорию существования судьбы, злорадно открылась на еще одном сонете Петрарки:

Влюбленные похожи друг на друга, Когда в обоих жизненная сила Обители свои переменила3.

Заглянувшая утром в комнату сына мать подумала, что Денис вдруг увлекся великим поэтом эпохи Возрождения, как в средних классах, и тихо рассмеялась.

А Смерчинский уже через час находился в одном из лучших клубов города, который, кстати говоря, был главным конкурентом «Алигьери», ни в чем ему не уступая: ни в музыке, ни в блеске, ни в ценах. Он пожимал руки знакомым, пил безалкогольное пиво, смеялся, шутил, перекрикивал гремящий хаус.

Дэнву нужно было освободиться от напряжения – хотя бы с помощью драйва, живущего в ночных заведениях и исходящего от любителей клубной жизни. В потоке цветомузыки и шумных звуков образ Марии умудрился расплыться, а потом и вовсе исчез.

Они веселись почти до самого утра, отрывались под громкую, бьющую по легким музыку, а потом, когда вся компания подошла к барной стойке, ему все-таки удалось найти среди гостей девушку, которая внешне напоминала Марию: та же тонкая фигура, те же короткие прямые светлые волосы, те же порывистые движения. Только губы совсем другие, не такие, как у Бурундучка, да и в платье Чипа он никогда не видел, но для чудесной ночи и эта миловидная девочка ему вполне подойдет. Ведь, кажется, он очень ей понравился.