– Готовьтесь, товарищ, не подведите Родину! – И исчез, не в дверь ушел, а прямо в стену прошел, как Коперфильд; я обалдел, я с Кио выпивал, но он такие штуки проделывать не мог, хотя выпивал хорошо и человек приятный.

Остались мы с Сорокиным тет-а-тет, он предложил не стесняться и наваливаться на еду и выпивку, я решил: поем отечественное, когда еще такое изобилие увижу; в эмиграции даже Ленин только пиво пил, а мне уж на карман много не дадут.

И я навалился. Все съел: и холодец, и солянку, и судачка, и котлету по-киевски, и окорок, и даже тарелку сыров на десерт умял, я ведь до этого только пошехонский ел.

Сорокин подождал, пока я с сыром закончу, а потом спросил резко, как хлыстом щелкнул: «Что у тебя по Либерману нового?»

Я, как тигр на шаре, на лапы встал, очнулся от дурмана сладкого и доложил стоя.

– Либерман вчера сотрудников мацой угощал, говорил, что тетка из Риги галеты передала. «Кушайте на здоровье», – говорил и улыбался гадко при этом, даже начальнику Первого отдела занес – видимо, отравить желал сталинского сокола, – высказал я свою версию, – не в буквальном смысле, а в идеологическом.

Сорокин губами пожевал виртуальную мацу и плюнул на ковер, не смог сдержаться.

– Ну, сука жидовская, Сахаров гребаный, мы тебе покажем мацу, когда время придет, – сказал резко, и я понял, что Либерман уже не жилец, и место его станет вакантным, и его займу не я, а Коптилин из Третьего отдела; и так горько мне стало, Аннушка, что я заплакал, а Сорокин сказал: – Не ссы! С задания вернешься – найдем место, мы своих не бросаем.

Извините, что задержался сегодня с письмом, кровь сдавал в поликлинике по месту жительства, очередь была, море крови испортили, коновалы, своей программой «Здоровье».

Программа есть, а здоровья, увы, уже нету, геноцид районного масштаба, чтобы не обобщать.

Сосед мой в очереди газету читал.

Оказывается, Анечка, наши-то фронт создали. Был бы я помоложе, тоже на фронт пошел бы, на наш, невидимый, где мы с Вами отдали свои силы борьбе против империалистических акул однополярного мира.

Вы сейчас, а я тогда, в ревущие семидесятые, – но кто это теперь помнит…

Теперь придется сидеть в тылу и ждать, когда фронт станет ближе и мы возьмем в тиски этих гребаных олигархов с их ё-мобилями и прочими штучками, которыми они такую страну раком поставили, извините за сленг.

Но я хотел не об этом – так, накипело в котле бесплатной медицины.

Сегодня я Вам обещал рассказать о Либермане, о моем альтер эго, извините меня за такой оборот – он уже 60 лет сидит у меня занозой в жопе, как справедливо сказал Ларс фон Триер об Израиле.

Так вот, Либерман сейчас живет в Израиле, и неплохо живет, по его словам: две пенсии, наша и местная, квартира, медстраховка, по которой ему кровь его поганую дома берут, на террасе.

Он сидит, как барин, и пьет свежевыжатые соки из рук марокканской еврейки, которая за ним ухаживает и даже спит с ним иногда.

Оказывается, ему секс положен по страховке, раз в месяц – из-за аденомы; он справку получил, что это у него профессиональное заболевание, которое он получил от советского режима.

Так он еще и доплачивает из советской пенсии этой черной пантере за свои спонтанные желания; и она, порабощенная и несчастная, должна участвовать в его ролевых играх, где он всегда белый сагиб, а она рабыня, вся в цепях и в коже.

Все это он мне по скайпу рассказывает, когда мы с ним выпиваем в прямом эфире.

Он рюмочку нальет, я налью, мы хлопнем и вспоминаем, как в нашей прошлой жизни все было хорошо.