Боги… Неужели все, абсолютно все прежние кураторы равнодушно наблюдали за тем, как Агент истекает кровью, и даже не пытались помочь — дать таблетку, перевязать рану? Просто ждали, пока ускоренная регенерация справится с повреждениями? А он стискивал зубы, терпел, считая такое отношение нормальным, и сейчас, когда кто-то впервые проявил к нему доброту, от изумления впал в ступор.
— Какой в этом смысл? — прохрипел Эль-Охтарон, отводя взгляд. — Почему ты мне помогаешь?
На мою ладонь, прижатую к его окровавленному боку, он смотрел как на чудо — нечто, ломающее привычные представления о мире.
— Помогаю, потому что это в моих силах. Не хочу, чтобы ты мучился.
4. Глава 4
После первой совместной миссии — того дня, когда я облегчила Агенту боль, отношение Эль-Охтарона ко мне изменилось. Неуловимо и в то же время существенно. Он словно поверил в мои добрые намерения и перестал ежесекундно ожидать насилия. В спальне и в душевой, на совместных тренировках и в лаборатории, где ему по-прежнему кололи какие-то препараты, Агент выглядел куда менее напряженным, чем раньше. Даже Мелинда не преминула отметить мои успехи.
— Молодец, — сказала она, столкнувшись со мной в коридоре по пути в столовую. — Алайна, ты молодец! До тебя ни один куратор не добивался таких результатов. Аура-диагностика головного мозга Агента показала, что его эмоциональный фон наконец стабилен. Уровень норадреналина снизился, хотя для режима «вне миссии» он все равно высок.
— Разумеется, высок: Агент находится в постоянном стрессе, — заметила я, злясь и на Мелинду, и на ситуацию в целом, но в большей степени — на саму себя.
Почему я злилась на себя? Да потому что никогда не думала, что мои убеждения пошатнутся.
Я всегда считала, что лишать свободы можно только преступников. Но после миссии, после того как своими глазами увидела ужасные последствия прорыва, — всех этих жутких тварей, всю эту кровавую мясорубку боя, оставаться такой же категоричной не получалось. Мне было стыдно за свои мысли, методы Совета по-прежнему поднимали в душе бурю негодования, и в то же время в глубине души я не могла не понимать, насколько повезло человечеству пленить Агента. Кого-то настолько сильного, способного предотвратить нашествие инопланетных монстров.
Империя нуждалась в Эль-Охтароне. Мы все нуждались в нем. В его феноменальной ловкости, в его запредельной мощи, в поразительном умении обращаться с мечом.
Что станет с планетой, если случится чудо и Агенту удастся сбежать? Кто нас защитит?
Эгоистично? Да. Но разве могла я не волноваться о безопасности сотен миллионов людей? О собственной безопасности.
У Совета не было выхода, кроме как использовать Агента в борьбе с монстрами, но тому, кто придумал так жестоко обращаться с эльфом, следовало оторвать голову.
Почему нельзя было просто попросить Эль-Охтарона о помощи? Зачем было стирать ему память и сажать на короткий поводок? Зачем погружать его в криосон, оставляя человечество без защиты? После разморозки Агенту требовались сутки на восстановление. А если бы монстры напали на землю в то время, когда наше главное оружие против них отдыхает в своем ледяном гробу?
Тысячи вопросов. И ни одного ответа.
Почему, зная о регулярных прорывах, Совет так и не нашел решения этой проблемы? Не укрепил пространственно-временную материю в зоне М-129? Боялся, что тогда инопланетные твари откроют себе выход где-нибудь еще? В другом месте? Например, над городом-миллионником? Все это выглядело подозрительно, но я решила держать свои мысли при себе.