— Брат! — сквозь зубы с досадой прошептала. Я знала, что соседка все еще стоит под дверью.

Вслух я наставительно сказала, адресуя слова не «брату», а соседке под дверью:

— Ты чего меня позоришь, Джонни? У нас ходить голым не принято!

В случившемся был один плюс: о «дальнем брате Джонни-нудисте» теперь будут знать все жители дома. В случае чего вурдалака повяжут, потому что глаз Анны Готблибовны, несмотря на почтенный седьмой десяток, зорок и памятлив. Фоторобот, составленный с ее слов, будет точен на все сто. А слух... Один мой крик и палец пенсионерки уже набирает кого надо.

Оглянувшись, я обнаружила, что мой восставший нудист удалился. Поставив пакеты на пол, я на цыпочках прокралась на кухню и увидела его осторожно склонившимся над кастрюлей с супом.

«Голодный», — поняла.

— Эй... хочешь суп? Кушать? — аккуратно спросила вслух и он тут же отодвинулся от меня на шаг и даже немного съежился, косясь то на меня, то на кастрюлю.

Судя по всему, в себя он еще не пришел. Ну или по натуре был стыдлив и боязлив.

— Садись, — указала я на стул, ощущая как мои страхи развеиваются второй раз. — Хотя нет, стой на месте!

Я убежала в комнату, быстро переворошила одежду и нашла безбожно растянутые свободные домашние штаны. Мужчина послушно стоял, пока я отсутствовала.

— Вот, надень, — настойчиво сказала я, предлагая ему штаны и дополнила слова небольшой пантомимой. — Надень.

Нерешительно и даже застенчиво поглядывая на меня, что никак не вязалось с мужественным обликом, пришелец осторожно принял дар, явно избегая касаться моих рук. Затем неловко облачился в штаны. Координация у него все ещё была не ахти. Я улыбнулась. Его нерешительность опять делала меня храбрее.

— Молодец. Хороший... мальчик! — вырвалось. Он опять был похож на щенка, и я решила по методам дрессировки подкрепить послушание лакомством. — Садись, сейчас накормлю тебя.

Мужчина сел на указанный стул, а я налила ему в чашку суп и дала ложку, показав, как ею орудовать. Убедившись, что он освоился, я села напротив, наблюдая, как он ест. Ложку пришелец держал как-то своеобразно, но приноровился и умял солянку минуты за две. Побряцав по дну тарелки ложкой, гость несмело покосился на кастрюлю, и я поняла, что он хочет добавки, но стесняется попросить.

«Надо же, я думала, вурдалаки смелее».

Все происходящее было странно.

— Хочешь ещё солянки? — спросила, указывая на кастрюлю.

Кивнул.

«Света, атас! Это капец, как странно!» — не выдержав, завопил разум, взирая как я спокойно кормлю полураздетого индейца-прищельца солянкой. Но я и сама поняла, что молчать дальше нельзя.

— Ты меня понимаешь? — аккуратно спросила, забирая тарелку. Он опять кивнул. Кивка мне было мало. — Если понимаешь, скажи: понимаю.

Я замерла с пустой тарелкой и полной поварешкой, показывая, что не налью, пока мне не ответят.

Голодно глянув на тарелку, гость облизнулся, задумчиво потер затылок, посмотрел на собственные ноги и с неохотой ответил:

— Пони-маю.

Мужской голос звучал тихо, с хрипотцой и таким интересным акцентом, будто он вправду из другой страны.

— О! — обрадовалась я отсутствию языкового барьера, и выдала ему вторую порцию. Теперь он ел чуть медленнее.

— Как тебя зовут? — осторожно спросила, пытаясь не вывалить на неокрепшего гостя с десяток вопросов на раз.

Он молча пожал плечами, продолжая есть.

— Совсем не помнишь имени?

Кивнул.

— Как ты очутился за моим зеркалом?

Опять пожал плечами.

— Кто ты? Ты человек или... не совсем?

И снова эти плечи.

— А как ты ко мне вышел? Теперь отвечай! — мне надоело разговаривать с ничего не помнящими плечами. — Это ты помнишь? Как появился в моей квартире?