Тоня была предельно кратка и премного благодарна. Нагрузив ее до ушей, мы ринулись в магазин и потом, в подворотне, Вадим колдовал спреем и дешевой китайской расческой над моей несчастной головой, из которой выдуло уже все пройслеровские слова. Остались только нецензурные выражения в адрес сестры…

Кстати, Арина в упор меня не видела, хотя не сводила глаз с эскалатора. А на меня пялились все.

— Ну вы блин даете…

Ага, я же ее предупредила!

— Слушай, это идеальная для меня позиция…

Через секунду Арина забыла уже и про мой внешний вид, и про обнимашки, и про… Про все остальное. Осталось только ее желание спасти семью. А я и без ее слов знала, как и какими словами мама пилит ее за Андрея. Это наша мамочка еще ничего не знает (и никогда не узнает) про мой посильный вклад в семейный бюджет сестры.

— Семенова Арина Павловна?

Девушка в офисе говорила с сестрой, но смотрела на меня. Вернее, пялилась. Наверное, недоумевала, почему я не накрашена… Пришлось замахать руками и заявить, что я здесь просто так… И даже не в качестве моральной поддержки, а меня просто дома нельзя одну оставить… Ну да, Арина сама сказала мне, что я выгляжу как школьница. Конечно, взрослой бабе подобная боевая раскраска на ум не придет.

Мы часто в детстве злились на схожесть имен. Точно у родителей фантазии не хватило из-за того, что мы погодки, и за первыми пеленками они успели лишь одну букву в имени сменить. Но мы родились абсолютно разными, только роста одинакового, стандарт в сто шестьдесят пять сантиметров. Я — русая, сестра — брюнетка. В основном рулила Аришка: и статью, и взглядом, и талией и грудью взяла, а мужика себе нашла такого, что плакать хотелось… не только нашей маме. На фоне Аришки я выглядела бы чудовищем и без разноцветных волос. На ней деловой костюм сидел, как влитой, а у меня и джинсы ничего не подчеркивали… Потому на днях я ужасно удивилась, когда одна мамашка сообщила, что ее пятнадцатилетний сын в меня тайно влюблен, и показала тетрадь в клеточку, всю изрисованную моими портретами. А я думала, что Савка так старательно конспектирует. Вообще мамаша — дура, и я уже два урока мурыжила ее сыночка на предмет внимания к неправильным глаголам.

Снова поймав на себе презрительный взгляд офисного планктона, я уткнулась в телефон. Безумно хотелось жвачки, чтобы назло всем выдувать огромные пузыри. Пять минут, десять… Ну о чем можно спрашивать мою сестру? На нее надо просто смотреть и улыбаться… От напряжения я начала трясти ногой. И даже отбивала такт. Видимо, слишком громко, потому что девушка, нас встретившая, даже закашляла. Пришлось выйти в коридор.

Присесть здесь было негде, но в моем виде можно и прямо на пол. Мне не привыкать — с моими пятилетками я предпочитаю проводить уроки в кругу на ковре. Собственно мои великовозрастные поклонники тоже не отказались бы от неформата, но я все никак не решалась убрать школьные условности в виде парт и стульев.

Наконец я не выдержала, поднялась и шагнула к двери. Как раз в тот момент, когда та распахнулась.

— Девушка, вы куда?

Кажется, я сумела проскользнуть в дверь раньше, чем откинула с лица начесанные пряди. Впрочем, те тотчас упали обратно на лоб, и я не особо рассмотрела того, с кем говорила.

— На собеседование, — брякнула я от безысходности. Ну не кричать же, что сестру жду!

— Вы нас с передвижным цирком спутали случайно?

Сквозь волосы я его все же увидела. Ничем не примечательная личность в черном деловом костюме. Таких, точно пуговицы от наволочек, всех одинаковых, не отличишь друг от друга.