Я бросаю на нее убийственный взгляд: не начинай.
– Знаешь, о чем я думаю? – продолжает она, пока я прикрепляю фото на место.
– Опять двадцать пять.
– Пора бы тебе заняться личной жизнью, сходить на свидание…
– Я думала, мне надо завести собаку, – саркастично замечаю я.
– Сходи на свидание с владельцем собаки.
– Я сама разберусь, что мне делать.
С вином в руках мы идем в гостиную и располагаемся на диванах. В комнате так тепло, что я внезапно зеваю, веки тяжелеют, хотя еще и десяти нет.
– Расскажи лучше об арендаторах. Какие они люди?
– Что?
– Ну, Джоанна и ее семья, – поясняю я. – Которые арендовали мой дом. Ты же передавала им ключи? Как они тебе показались? Не похожи на маньяков – колотильщиков пресс-папье?
По лицу Фионы пробегает тень. Она сосредоточенно изучает ножку бокала.
– Да вроде нормальные.
Однако я хорошо знаю свою сестру.
– Что ты скрываешь?
– Ничего.
– Фиона…
Спустя три-четыре секунды она наконец поднимает на меня взгляд.
– Слушай… прости… Я их не видела.
– Что?!
– Как мы и договаривались, я пришла к ним утром в день приезда, но их не оказалось дома… – неохотно рассказывает Фиона. – Я оставила им записку с моим номером телефона. Собиралась заглянуть на неделе, но дела, как-то закрутилась, и…
– Ты же говорила, вы встречались! Ты говорила, ты их видела! – Моя рука непроизвольно, с силой, хлопает по подлокотнику дивана – неожиданно даже для меня.
Не очень-то сестра дотошна в делах, которые не сулят выгоду непосредственно ей.
В ванной Фионы, в ярком свете потолочных ламп я смотрю на свое отражение. Вид у меня замученный. Мешки под глазами превратились в темные синяки. Впрочем, я уже усвоила: жаловаться на усталость матери малыша, которая провела с ним неделю один на один, строго запрещено.
Я мою руки. Совсем забыла, что кран с холодной водой брызгает в стороны – весь топ в пятнах. Я быстро закрываю воду и, не найдя полотенца, вытираюсь о висящий на дверях купальный халат.
В те времена, когда мне казалось, что аванс за книгу никогда не закончится, я предложила Фионе оплатить ремонт в ванной, но она одарила меня одним из своих надменных, убийственных взглядов, отбив охоту выступать с подобными идеями впредь. В целом мне здесь даже нравится. Шампуни-кондиционеры на краю ванны и пластиковые утята с игрушечными корабликами, торчащие из закрепленной на кафеле сетки, наполняют помещение уютом. В отколотую кружку втиснуты зубные щетки, в тазу – холмик прихваченных из гостиниц миниатюрных гелей для душа. Никаких встроенных шкафов для банных и туалетных принадлежностей, никаких плетеных корзин с аккуратно сложенными полотенцами. Сразу видно: здесь живут – и в этом своя притягательность.
Мне часто приходит мысль, что коллеги Фионы, привыкшие к ее прямоте и высокой эффективности, сильно удивились бы, зайди они к ней в гости. Дома у нее будто открывается вентиль, чтобы сбросить давление рабочей жесткости и въедливости, – такой здесь царит хаос.
В этом мы с ней противоположности. Мой дом – святилище, храм порядка и лаконичности. Каждая вещь на своем месте, что создает ощущение безопасности и покоя.
А вот в остальном у меня полный хаос…
На лестничной площадке я задерживаюсь у приоткрытой двери в комнату Дрейка. Наверное, лежит себе в теплой пижаме, тихонько посапывает, от шейки вкусно пахнет печеньем… На душе становится радостно. Так и тянет прокрасться в спальню, поправить одеяльце и проверить, на месте ли соска. Пожалуй, не стоит – вдруг разбужу. Фиона целый час его укладывала. Не дай бог снова поднять ее на ноги: в гневе она страшна.