Четыре года назад, когда я оказалась на грани жизни и смерти, а Марк меня оставил, не объяснившись, только мама была рядом. Она видела мое искалеченное тело, разбитое сердце и пустую душу. Она ухаживала за мной, подбирала правильные слова, нашла пластического хирурга, которому удалось подправить мой нос и подбородок, отправила к психотерапевту, у которого получилось хоть немного помочь мне выбраться из ямы саморазрушения. Она многим пожертвовала. Все было только для меня и обо мне.

И за все это время, своего личного кошмара, я никогда не думала, что ей тоже было плохо. Наверное, ей было очень больно смотреть, как от ее ребенка остается просто пустая болезненная оболочка, а изменить она ничего не могла, разве что, проживать вместе самые темные дни, в надежде, что появится лучик света.

Два года назад, из-за постоянных стрессов и неправильного образа жизни, у мамы случился инфаркт, а теперь, мы пытаемся помочь ей.

Не все в наших возможностях, но поставить эти чертовы стенты, чтобы улучшить кровоснабжение ее сердца, мы просто обязаны. Я обязана. И мне плевать, где я возьму деньги. Найду.

— Их точно будет два, — поясняет нам доктор, тыкая ручкой в снимок маминого узи. — Еще два мы закажем, на всякий случай, если получится пробиться вот с этой стороны.

Я не медик, мои познания строятся исключительно на школьной программе анатомии, но здесь вроде как все понятно.

— А если не получится? — уточняю. Мне нужно понимать, как все будет проходить.

— Тогда вернем неиспользованные каркасы обратно. Только в процессе я буду видеть, смогут ли войти все. Сейчас это сказать трудно.

Четыре стента. Я смогу. Мы все сможем.

— А что будет дальше? — интересуюсь я. — Этого достаточно будет?

Мне бы очень хотелось, чтобы мама снова могла жить обычной жизнью: подняться на третий этаж без отдышки, много гулять, работать, да и просто вдохнуть на полную грудь, без боли. Ведь она еще так молода. Сорок пять — не возраст. У нее еще все впереди.

— Это определенно будет лучше, чем сейчас, — доктор терпеливо выдерживает мой взгляд, понимая, что вопросов у меня будет еще много. — Нужно было еще два года назад это делать, но не я тогда был с вами, Соня. Сосуды выгорели, мы должны помочь сердцу, иначе…

О нет, только не это!

— Ладно, я поняла, — перебиваю его, чтобы он ни в коем случае не говорил при маме, что будет иначе. — Сколько у нас есть времени?

Время. Деньги. Иначе…

— Если заказать стенты сейчас, они будут на следующей неделе.

Мама сильнее сжимает мою ладонь, но я будто и не чувствую этого.

Мне нужна большая сумма, чтобы не только покрыла эти каркасы, но и само стентирование, еще уход и лекарства. Точно нужно брать кредит, таких денег на руках нет.

— Заказывайте, — твердым голосом выношу свое решение, ни капли не сомневаясь, и доктор лишь кивает.

Что ему еще остается? А мне? Я сделаю все, чтобы у мамы стояли эти стенты и даже больше.

Только когда выходим на улицу, мама дает понять всем своим видом, что не довольна таким раскладом.

— Что не так? — непонимающе хлопаю глазами.

— Соня, что значит «заказывайте»?! — не выдерживает она, и на нас тут же обращают внимание прохожие.

— Это значит, что они их закажут и на следующей неделе, тебя прооперируют, — устало выдыхаю, нет сил уже больше спорить на эту тему.

— Я не об этом, — строго произносит она, подойдя ближе. — Где мы на них возьмем деньги? Я не разрешаю брать тебе кредит, это не серьезно. Ты молодая девушка, зачем ввязываться в эти авантюры с банком?

Ну, началось!

— А что ты предлагаешь? — не сдерживаюсь я. — Ты дышать уже нормально не можешь, я каждый раз, уходя на сутки, боюсь, что тебе станет плохо, а никого рядом не будет.