Ну и ничего я с этим сделать не смогу.

Идея работать с Ветровым в одной фирме изначально была сомнительной. Особенно с учетом тех моих тайн, которыми я с бывшим мужем делиться не собиралась.

Нет, у меня был запас дезинформации, если что, у Маруськи даже отчество было в честь её прадеда нарисовано. В честь единственного папаши за пять поколений, который действительно выполнял родительские обязанности. Но, в конце концов, Ветров же мог озадачиться, да?

Хотя, с чего бы. Не интересовался же он моей жизнью до этого.

Либо ему было фиолетово, что у трех лет семейной жизни могли возникнуть последствия, либо… Либо ему было плевать на рожденную мной дочь. Ну а что? Я ему не ровня, так ведь его папочка заявил? Ну и дочь от меня Ярославу Олеговичу вообще не нужна. Нестатусный ребенок. Их-то дети, «голубой крови», поди, еще в утробе на трех языках разговаривают…

Честно говоря, незнание Ветрова меня устраивало больше, чем вот эта версия, в которой он решил, что его дочь ему не интересна, раз уж она от меня.

Нет, не за себя мне было обидно. За Маруську. Я бы хотела чтобы никто в мире ей не пренебрегал. Никогда!

Даже Ветров…

В любом случае, я не хотела менять абсолютно ничего.

Была я, была Маруська, была мама на подхвате – и боже, дай бог ей здоровья, не знаю, что бы я без неё делала.

Ветров в этой системе координат был лишний.

– До свидания, Виктория, – насмешливо бросает мне в спину Кристина.

– И вам приятного аппетита, – ядовито откликаюсь я и еле удерживаюсь от того, чтобы не хлопнуть ей дверью напоследок.

Пусть всем плевать, но хотя бы перед собой я лица не потеряю.

Девушки на ресепшене оборачиваются ко мне, и Юля даже открывает рот, видимо, чтобы что-то предложить, но я ловлю её взгляд и отрицательно качаю головой.

Ничего мне не надо. До лифта я дойду сама.

Иду и хочу крови. Много крови. Очень-очень много крови.

Так и хочется сделать запрос моей фортуне: «Дорогая, тебе не надоело в меня сморкаться?». А я-то сдуру решила, что в моей жизни среди серых и черных полос внезапно забрезжило что-то беленькое. А это, оказывается, чтобы напомнить мне, что потолок – вот он, тут, над моей головой – и никакой не стеклянный, а самый что ни на есть мраморный.

Обойдешься, Вика, выше головы не прыгнешь…

У лифтов прорывается невроз, я нервно жму на кнопку несколько раз и хоть и вижу – лифт спускается, но… Но хочется нажать еще один, для верности.

Наконец, двери лифта бесшумно открываются и я шагаю…

Никуда я не шагаю. Так и замираю в полушаге, потому что из кабины с невозмутимым видом выходит Эдуард Козырь собственной персоной.

И со всеми претензиями к его долбанутой кадровичке – внаглую отпихнуть главу корпорации с дороги у меня не хватает ни наглости, ни злости. Вот этого маневра я точно могу не пережить!

– Ну, надо же, я думал, мне вас в розыск объявлять придется, – От Эдуарда Александровича за три метра несет недовольством, и опасностью, а я – в зоне поражения, меня от моего несостоявшегося босса отделяют шага два, – девушка-победа, где вас носит?

Я хлопаю глазами. Натурально так, как самая, что ни на есть блондинка. Девушка-победа? Миленько, конечно, но… В каком это смысле «где меня носит»? Собеседуюсь я!

– Идемте, – Эдуард прихватывает меня за запястье и тянет меня к лифту, – я покажу вам ваш отдел. И представлю коллегам. Только давайте в этот раз без задержек, мое свободное время уже на исходе.

Он… Он думает, что я прошла собеседование? Черт, вот ужасно обидно, что его придется разочаровать. На меня на данном этапе жизни ставят столь немногие, а настолько высоко летящие птицы меня обычно даже не замечали.