— Что с ней?

— Больше похоже на состояние после шока, — женщина наклоняется ко мне и тут замечает мое состояние. — О боже! Дыхательный невроз!

Это последние слова, которые я слышу. Дальнейшее я воспринимаю, как в тумане. То теряю сознание, то врываюсь в реальность. Меня куда-то везут, перекладывают, причиняя нестерпимую боль, переодевают. Потом делают укол, и я уплываю.

Окончательно прихожу в себя в неизвестном месте. Открываю глаза, но ничего не вижу, лишь узкая полоска света тянется внизу. Пытаюсь пошевелиться и не могу. Паника бьет в голову и вырывается криком:

– А-а-а! Помогите!

– Ты чего, оглашённая? – спрашивает сонный голос, и тут же вспыхивает ночник.

Поворачиваю голову: белые стены, напротив меня темное окно блестит стеклами, а рядом – еще две кровати, и одно из них лежит седая женщина и подслеповато щурит глаза.  

– Простите. Где я?

– В больнице. В травмотделении.

– Что со мной?

– Будет обход, узнаёшь! Спи пока. В шесть утра подъем.

Женщина замолкает, свет гаснет, а я вытягиваю шею, пытаюсь разглядеть себя, но ничего не вижу. Просто тело под одеялом. В памяти проносятся события ночи. Вижу силуэт насильника, бандитов во главе с Карликом и бездыханного спасителя. От жалости к себе и к нему хочется выть. Слёзы катятся по щекам, хлюпают в носу, затекают в рот. А ещё не могу вдохнуть полной грудью, она словно тисками зажата.

Шевелю рукой – больно, но двигается. Захватываю одеяло в горсть и вытираюсь, а потом откидываю его.  Глаза привыкают к полумраку, и я вместо тела вижу белый кокон. Осторожно прикасаюсь к нему – твёрдо. Это гипс! Обычный гипс!

Поднимаю ногу, одну, вторую, обе двигаются.

И это открытие приносит облегчение. Я жива, руки-ноги целы, а сломанные ребра заживут. Вот только что делать с выпускными экзаменами? Неужели придётся сдавать их через год?

Отчаяние снова овладевает мной, но уже тихое, без истерики и воплей. Наплакавшись вволю, засыпаю, а утром приходит тетка Зина и приносит ужасную новость…

Вернее, две ужасные новости, которые взрывают мой мозг и лишают опоры под ногами.

Тетя Зина входит в палату с перекошенным лицом и заплаканными глазами. Чувство вины сразу заполняет меня целиком. Слёзы наворачиваются на глаза, и я отчаянно хлюпаю носом. Хочется обнять родного человека и пожаловаться на судьбу, а не доставлять неприятности, а они непременно будут.

Но тетка здоровается кивком, распространяя аромат резкого парфюма, усаживается на стул рядом с кроватью, долго роется в сумке и достаёт пакет с мыльными принадлежностями и нижним бельём.

— Вот, привезла тебе, — буркает, не глядя на меня.

Ни вопросов о ночном происшествии или о моем здоровье, ни капли сочувствия. И я прозреваю. Что-то произошло еще, помимо трагедии со мной.

Но что?

— Тетя Зина, — начинаю говорить первой, чувствуя непреодолимую потребность оправдаться, будто сама виновата в случившемся. — Все было как обычно.  Отработала смену, закрыла магазин, уже почти добежала до дома, когда этот козел напал. Видишь, что со мной сделал? — слёзы закапали на одеяло. — А потом появились эти…

Тетка подскакивает и закрывает мой рот ладонью. Я растерянно хлопаю ресницами.

— Т-ш-ш-ш. Замолчи! — она оглядывается на любопытную старушку с соседней койки, которая напряжённо прислушивается к нашему разговору. — Ни слова об этом, когда придёт полиция.

— Почему? Этих сволочей надо наказать!

Тут выдержка изменяет тете Зине, она всхлипывает и заходится плачем.

— О Боже! — соседка-бабулька всплескивает руками. — Ты, милая, словно по покойнику убиваешься. Жива твоя девочка. Подумаешь, рёбра сломала. Здесь и не таких выхаживали.