– Извините, у нас мало времени, нам надо ехать, – веду ее к машине.

Срать я хотел на его оправдания. Никогда больше сюда! Ни ногой!

Открываю пассажирскую дверь. Рита уже пришла в себя. Еще бледная, но уже не трясется. Только обхватывает себя руками, будто спрятаться хочет. Помогаю ей подняться в машину. Сажусь сам. Она пытается улыбнуться, тут же отворачивается к окну.

– Поехали обедать, – решаю я.

В офисе ей сейчас делать нечего, а одну в таком состоянии я ее не оставлю.

– Я не хочу есть, – отзывается еле слышно.

– Я хочу.

Слишком резко. Одергиваю себя, поворачиваюсь к ней.

– Пожалуйста, – смотрю ей в глаза и пытаюсь взглядом сказать все то, что не смею сказать словами. Я боюсь за тебя, Рита. Позволь быть рядом.

Она долго смотрит на меня, потом хмурится, но покорно кивает.

– Я… – начинает что-то говорить, – я немного боюсь…

– Не надо. Не объясняй.

Она смотрит на меня, ничего не понимая.

– Ты слишком близко к тем эмоциям, – говорю ей тихо. – Не стоит о них вспоминать. Расскажешь в другой раз.

Она смотрит на меня широко открытыми глазами. Потом жмурится, кивает. Еле слышно произносит: «Спасибо», – и откидывается на спинку кресла, расслабляется. Я выдыхаю. Все будет хорошо. Пусть молчит. На сегодня с нас близости хватит.

Рита

Передо мной тарелка с когда-то горячим салатом и большая чашка какао. Салат не лезет. Какао тяну потихоньку. Я успокоилась, сижу, молчу. А он болтает без умолку.

Нечаев, оказывается, его брат. Троюродный. Но совсем как родной. Он сирота, рос в семье Тима.

– Дуется на меня из-за твоего отдела, как девчонка! – фыркает Седов. – Вроде все объяснили друг другу, а начинаю спрашивать что-то о Доставке, так сразу на дыбы! «Что, ты у меня еще не все ценное из подразделения увел?!» – передразнивает Егора Анатольевича.

Я улыбаюсь. Тим считает его умным. Может быть. У меня не было времени с ним познакомиться. Седов начинает рассказывать что-то из их детства, какую-то историю из школы, перескакивает на первую стажировку в фирме.

– Каково работать под руководством отца? – спрашиваю совершенно без иронии.

– Весело, – отзывается он беззаботно. – Я в тот период почти научился медитировать!

– Даже так? – представляю Седова в позе лотоса и улыбаюсь.

– Надо же как-то отключаться от окружающей действительности, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть, – он поднимает на меня лукавый взгляд. – Отец гонял меня безбожно! Примерно в том режиме, в котором я тебя сейчас. Но при этом никогда не был доволен. Орал по любому поводу, будто лично я виноват во всех косяках фирмы и не оправдал ни одну из его надежд. Дошло до того, что мама вмешалась, – произносит так, словно это какой-то нонсенс. – Потребовала, чтобы дома рабочие вопросы не обсуждались.

– После этого жить стало легче? – участливо спрашиваю я.

– О да! Они в том же месяце позволили мне от них съехать, так что да, намного легче!

Я не выдерживаю и в голос хохочу. Он классный. Господи, спасибо тебе, что он сегодня был рядом.

Смотрю на него с признательностью. Он легко считывает этот взгляд.

– Ты как? – спрашивает тихо. – Может, к черту сегодняшний ужин?

– Ни в коем случае! – возмущаюсь. – Я что, зря платье покупала?!

– Ты? – он с довольным видом откидывается на спинку стула. – Платье! – прищуривается.

Я понимаю, что краснею.

– Ну, – начинаю оправдываться, – я почитала про этот ресторан… У меня для таких мест в гардеробе ничего не было, – смущаюсь еще сильнее. – И вообще! – кокетливо фыркаю. – Девочкам положено любить новые платья!

– А мальчикам их выгуливать, – он смотрит на меня жадным, игривым взглядом, в его зрачках загораются желтые искорки, но я не успеваю этому удивиться – меня словно ушат воды окатывает: он флиртует! Все же флиртует. Я очень умело себя обманывала. Это не дружба коллег, это… Я не знаю, что это, но я не могу ему этого дать. И никогда не смогу.