Я каждый день наведывалась к дедушке и бабушке и облизывалась на домашние вкусности из Южной кухни, которые готовила бабушка (мы называли ее Ма-Ма). Куриные клецки с каролинскими бобами, бататом и булочками. Насыщенная углеводами сливочная вкуснятина, идеальная пища для заедания проблем. От этих блюд у меня всегда возникало ощущение нежных объятий – я уверена, что это немало повлияло как на мою любовь к еде в принципе, так и на мою объемную задницу.

Проводить время с Ма и Па было весело, помимо тех случаев, когда у меня были неприятности. В зимнюю пору мама предпочитала наказывать нас, отправляя собирать орехи-пеканы в саду. Дерево с пеканами было гордостью моей семьи – его посадила моя прабабушка. К сожалению, оно не пережило ураган Катрина, но до того момента оно в течение многих лет приносило стабильный урожай орехов, с которыми моя мама пекла пироги, Миссисипские шоколадные торты и печенье – с вишневыми глазками, с шоколадной крошкой или с ломтиками шоколада. Моя бабушка еще любила обжаривать пеканы с сахаром.

Чтобы собрать целый коричневый бумажный пакет пеканов, уходило немало времени, но я растягивала удовольствие. Я сидела на земле, завернувшись в кардиган, и собирала орехи вокруг себя, по кругу; я наслаждалась тишиной и умиротворением. Иногда я пела или думала о том, каково было бы жить далеко-далеко. В детстве у меня было богатое воображение, и я нередко погружалась в свои мысли. Эта моя особенность позволила спокойно преодолеть периоды, когда другому было бы очень одиноко.

Если бы я сейчас увидела ту странную маленькую девочку, которой когда-то была, я бы обняла ее и сказала: «Дай пять!»

Когда мы с мамой и Тадом вернулись в Лорел, нас приняла в свою общину Южная Баптистская церковь, куда ходили мои дедушка с бабушкой. Моей маме причастность к церкви подарила умиротворение, придало новый смысл ее жизни. Паства помогала нашей семье – они предлагали нам пищу, помогали чинить крыльцо, упоминали нас в своих молитвах.

На Юге религия и образование находятся ближе, чем мои ляжки, так что религия присутствовала и в моих школьных буднях. Каждый день, когда мы вставали и клали руку на сердце чтобы дать клятву верности,[12] мы попутно перечисляли Десять заповедей и отдавали честь Христианскому флагу.[13]

Хотя для меня это было нормальным, полагаю, что именно в этот период я начала сомневаться в некоторых вещах, которым меня обучают, а точнее – подозревать, что в ходе моего обучения многое просто не упоминается. Я не изучала то, что изучали другие дети. Школьная программа не включала в себя основы научного и исторического знания. Я мало что знала о жизни за пределами Юга. Нас учили местному, искаженному варианту реальности.

Мы постоянно переезжали. Даже когда мне улыбалась удача и я находила себе новых друзей, то вскоре мы расставались, чаще всего навсегда.

Как и любой любознательный ребенок, я, конечно же, слышала о динозаврах, пещерных людях и космосе. Но не в школе. Они не рассказывали про эволюцию, про теорию Большого Взрыва. Бог создал Вселенную (разумеется, за семь дней – #суперуспешный) – и все тут. Но почему тогда в новостях по телевизору рассказывали о том, как археологи в далеких уголках земного шара находят кости динозавров? Это сбивало меня с толку: каким образом это вписывалось в ту картину мира, которую мне преподносили?

Когда я спросила маму про динозавров, она ответила кратко – что они ненастоящие. «Этого не было в Библии», – сказала мне она.

Меня не устроил ее ответ, и я стала задавать еще больше вопросов. Я хотела знать, откуда взялись окаменевшие кости динозавров и других доисторических созданий, если они ненастоящие. Ответ на мои вопросы был одинаковым что дома, что в школе: «Не задавай вопросов, верь в Бога». Они видели это так – если этого нет в Библии, значит, нет вовсе.