***

Утром, точнее, к обеду, когда она проснулась, во рту была невыносимая сухость, язык прилип к нёбу, голова кружилась так, что её невозможно было оторвать от подушки. С трудом приоткрыв глаза, Алла заметила, что мать уже сидит в кресле напротив. Девушка сделала вид, что ещё спит. Но было поздно.

– Опять прошлялась всю ночь. Какое счастье, что отец этого не видит, – мать уже подошла к дивану, на котором лежала девушка.

– А то что? – ехидно спросила Алла. – Второй раз повесился бы?

Звонкая оплеуха прилетела в ответ. Да такая, что в глазах потемнело. Мать стояла, потирая ладонь.

– До чего ты омерзительна. Так опуститься.

– Ой, хорош лечить. Сама чем лучше?

Алла с трудом встала. Перед глазами всё ещё была нечёткая картинка.

– Что-о-о? – вскрикнула мать, сев в кресло, и схватилась за сердце.

– Хорош принцессу из себя строить, – скривившись, дочь прошла мимо. – Папеньки нет. Не перед кем трагедию играть.

– Как ты смеешь?! Я столько сил в тебя вложила. Я всю себя, – мать говорила прерывисто, словно задыхалась.

– Ага, – махнула Алла, выходя в коридор. Но тут же передумала, подошла к матери. Встала возле кресла, наклонилась, дыша ещё свежим перегаром.

– А где ж ты была, когда нужна была твоя помощь? Когда из твоей любимой дочери козла отпущения делали? Ты что тогда сказала?

Мать подняла глаза. Алла брезгливо хмыкнула.

– Не помнишь? А я на всю жизнь запомнила. Не ныть ты сказала. Вот я и не ною, – она похлопала мать по плечу. – А теперь и ты не ной, дорогая.

И вышла из комнаты. Мать сидела в кресле, потирая под левой грудью. Последние пару месяцев она частенько ощущала, как там побаливало. Так, будто сердцу было тесно в пышном теле. За пять лет она прилично набрала в весе. Маргарита, которая не так давно поражала идеальной фигурой и всегда ухоженным видом, окончательно растеряла остатки былого лоска. Она всё ещё делала высокий начёс на поредевшие волосы. Всё так же пользовалась ярко-красной помадой и лаком в тон. Но теперь смотрелось это нелепо.

Старые знакомые стыдливо опускали глаза. А кто-то и открыто презирал. Прошлая жизнь не просто хлопнула дверью. Она скинула неприспособленных к обыденности мать и дочь с крутой лестницы. И если одна всё ещё пыталась царапаться и цепляться, то другая приняла новую реальность, как данность.

Алла сидела на подоконнике в кухне и курила, выпуская дым в деревянную форточку. Облокотилась на пластиковый косяк и закрыла глаза. Как же осточертело это всё. Мать со своим вечным нытьём. Жизнь в дерьме. Не этого она заслуживала. Совсем не этого.

Тонкий медленный виток дыма. От дешёвых сигарет, которые драли горло до кашля. Алла посмотрела в окно. Белый дорогой автомобиль пиликнул сигнализацией. Тучный мужчина в белой рубашке с коротким рукавом, вытирая пот со лба, подошёл к машине. Девушка заинтересованно замерла. Интересно, что за гусь? Он стоял, словно ждал кого-то. Алла разочарованно сделала ещё затяжку. К мужику вальяжно подошла дамочка, поправила воротник его рубашки и скрылась за открытой для неё дверцей.

Пальцы обожгло. Алла выругалась и затушила окурок. Злоба и чувство несправедливости жгли сильнее этого окурка. Это она, Алла, должна садиться в такую машину. Это на её пальцах должны блестеть золотые кольца. А не на этой курице, которая их даже носить не умела.

«Ничего. Ещё посмотрим», – буркнула девушка, спрыгнула с подоконника и подошла к холодильнику.

– А есть совсем нечего? – недовольно крикнула она, глядя в практически пустой холодильник. – Ма!

Девушка пошла в зал.

Мать сидела в кресле, никак не реагируя на появление дочери. Она так и держала руку возле груди.