Наташка являла собой настоящий шедевр генных поколений!

А как она разглагольствовала на кухне!!! Абалдеть! Но заткнуть ей рот было практически невозможно. Поступало даже предложение вести за ней дневник. Жалко, что не вели, я ужасно об этом жалею.

Но больше всего она любила застолья! Ах, как она любила застолья! Честно говоря, я сама себе тоже самая родная. Но так, как она, никто! Самой главной любовью Наташки была бутылка. Она могла ради нее, родной, посреди ночи бежать на другой конец Москвы.

В те далекие, общезапойные времена водка была продуктом, через который государство и контролировало и шантажировала свой народ. Вы же знаете, есть такое понятие, как «синдром похмельной совести», поэтому государство и решило, что «граждане можуть злоупотре-блять» в рамках рабочего времени, с одиннадцати утра до семи вечера, что б стращать. В остальное время народ блюла наша доблестная милиция, что б ей пусто было…, поэтому неофициально работали «центры реабилитации» или «реанимации». Они были открыты предприимчивыми людьми и обслуживали вас в подворотнях, за заборами, в такси, из окон в подвалах и еще только любителю спиртного известных местах. Точки эти имели тенденцию территориально перемещаться, а сарафанное московское радио точно оповещало любопытствующее и заинтересованное население столицы о миграционных этих путях. За точками с одинаковым упорством бегал как народ пьющий, так и стражи порядка – менты.

Иногда, по мере надобности, Наташка тоже бегала следом за точками ей одной известной дорогой. Зажав выданные, сокровенные пять, а иногда и больше рублей в кулак, она возвращалась, довольная своим Подвигом через час, два, а иногда и через три (точку, видно, далеко отнесло ветром), когда гости уже ушли, а мы укладывались спать.

А как она разглагольствовала на кухне!!! Только дети совдепии и наших подворотен могли так самовлюбленно отдаваться «зеленому змию», а ещё и рекламируя его. В такие моменты Наташку можно было заслушаться:

– А вообще человеку положено пить много и обязательно! Особенно тому, кто в большом городе живет. Иначе, как все это безобразие, которым мы дышим и которое едим, из нашего организму можно вывезти? Только заливая сверху и выливая через нижний крантик! – задумчиво говаривала Наташка.

При этом, ввиду отсутствия двух верхних передних зубов, она шепелявила, а когда говорила вдохновенно, то еще закатывала глаза и втягивала воздух через губы в себя, отчего они засасывались внутрь через щель в зубах, образуя большой, похожий на арочный въезд, проем… Фантастика! И все это с поэтическим пафосом!

Прелесть что задурочка, ужас, что за дура!

Но какой же незаменимой помощницей она оказалась в моих делах! Это было в тех случаях, когда я получала большое количество товара. Тогда я еще не работала контрабандисткой, а была простой «спекулянткой в особо крупных размерах». Понтила фарцовщицей, то есть. Это были только первые мои шаги на ниве нарушения совкового закона.

Делать хоть «что-нибудь» тогда было нельзя. Тогда можно было только строить коммунизм, а я уже жила в Москве и, почему-то, не чувствовала себя готовой к такой великой стройке, а тем более на голодный желудок. Да и вообще, я хотела строить обыкновенный капитализм в моей отдельно взятой семье. Так мы гордо понтили для соседей и друзей. На почве этого у меня могли возникнуть моменты непонимания с некоторыми товарищами в штатском. Правда, на тот момент они еще не возникали. А товар уже возникал. Он возникал из источников, называемых в простонародье «блэки». Это были простые африканские парни, которые учились в столичных институтах и аспирантурах. Они совмещали учебу на Строителей Коммунизма Во Всем Мире с мелкооптовым капитализмом отдельного сообщества молодых и вечно голодных арабов, негров и прочих черных мусульман. Правда, это не мешало им есть «украiньско сало» и очень его любить!