В Москву прилетели ночью. Без Толика. Наташка суетливо встречала в дверях и очень интересовалась:

– Ну, как? А где…?

– Наташка, так пить нельзя. С утра до вечера и с вечера до утра. А про Толика я ничего не знаю. Умер Максим, да и хрен с ним! Да здравствует свобода!!! – выдала я прямо с порога и упала в кровать как подкошенная.

На Наташкины призывные намеки не откликалась – здоровья не было. Соседка обижалась пару дней, но потом сосед пришел, а за ним второй. Ждали меня и товар. Наташка периодически проскальзывала в комнату, нюхала меня и шептала прямо в ухо:

– Нина, ты хоть живая? Твои «блэки» уже четыре раза звонили, интересовались, когда работать начнем?

А я, как и положено, мучительно отболела три дня, сильно помирая в самый первый, потея во второй, а в третий просто отвалялась. Соседи тем временем устроили загул. Пришлось вставать и за работу…

Товар – деньги, деньги – товар.

Моя труба, то бишь, работа, звала!

Док все эти дни соплями исходил – как же, мадам нервничает… Товар надо вывозить, а меня нет. Раньше мы его на Славике вывозили, приятеле Толика, а теперь надо было искать другого извозчика. Мало ли что? Он ведь такого мог напонтить, что запросто в заложники загреметь или «контора» на хвост села. Надо было соблюдать конспирацию и опасаться чужаков…

Я пыталась тянуть время, но народ этого не желал понимать. А от Толика ни слуху, ни духу. Пыталась даже искать, но в «Росконцерте» девочки сказали, что даже министр еще не прилетел. Он из Караганды отправился обратно в Алма-Ату, потом полетел в Сибирь, и когда будет в Москве, никто не знал.

И тут я вспомнила, что брат моей древней подружки Тамусика работает в такси. Позвонила Тамаре, мы быстренько договорились с Сашей (так звали брата) и приступили к работе.

С таксомотором все упростилось до предела. На машине с шашечками Док вывозил из посольства чемоданы. Для мента у ворот все понятно: человек поехал за рубеж, домой. А Док или Джозеф, или еще кто-нибудь из «блэков» доезжал до нужного перекрестка и выходил вон без чемоданов. Такси шло дальше и за пятым углом подбирало меня. Потом мы ехали на съемную квартиру и выгружали товар. Класс!

Теперь можно было и на закупку на такси ездить. На такси оно надежнее.

Что такое закупка? Это когда ездишь по всей Москве, по разным домам, подвалам с мастерскими художников, странным квартирам и ищешь что-нибудь для «блэков», нужное.

Приезжаешь в чью-то квартиру или мастерскую художника, там тебя ждет «выставка». Это набор икон, разных по старине, школе, письму и качеству. Как правило, на одну хорошую икону приходится просмотреть до десяти – пятнадцати и более плохих или вообще никаких.

А иногда приезжаешь, а тебе показывают набор хлама: на досках краска осыпалась и не видно даже чей лик изображен – мужчина или женщина. Но хозяин заявляет, что это у него Андрей Рублев. И что стоит Рублев на аукционе Кристи или Сотбис не один миллион долларов. А продает он все это только оптом. Ты ему говоришь, что ничего из этого тебе не надо, а он:

– Дура, ты ничего не понимаешь в искусстве! Это настоящие шедевры русской иконописи!

Не совсем так по-хамски, но приблизительно. И с такими спорить бесполезно…

А иногда в опте все иконы нулевые, а одна высший класс! И начинаешь чечетку на пузе устраивать. Правда, очень часто одна-две доски перекрывали стоимость всей кучи.

А однажды один алкаш продал мне за пять бутылок водки такую «мамочку», словами не описать. XIV век. Тихвинская Божья Матерь. Размером небольшая и с врезком. Это когда края у иконы от старости начинают сыпаться, ее обрезают и вставляют в новую доску, от этого появляется углубление – ковчег. Еще ковчег делали сразу для укрепления края доски и, как правило, на очень хороших, «школьных» иконах.