Дальше поехали, теперь уже в долину. Ребенок с нами!!! Одна моя подруга, Нинушка питерская, всегда говорила:

– Чьи бы бычки не скакали, а детки всегда наши…

Она права, что-то такое есть в женщине. Материнское чувство, наверное! А для матери дети всегда дети, чьими бы они не были. Котята, козлята, ежи, ужи, слонята или еще кто, например чеченята.

Она вначале дикая была, как кошка. Зажалась в угол сиденья и оттуда глазами зыркала, а потом ничего, разговорилась. Даже народные чеченские песни мне то-о-оненьким голосенком пела. Так трогательно. Мы даже где-то притерпелись друг к другу.

С большим трудом добрались до следующего аула, но опять не застали нашу парочку. Если бы они знали, что мы едем следом, было бы понятно, но они об этом понятия не имели. В то время еще не было ни мобильников, ни пейджеров, и не только на просторах этой чеченской глухомани, но и на всех просторах моей родной глухомани, включая Москву.

Я молила Бога помочь нам разыскать бегунков и ругала сама себя, самую любимую: «У всяких событий есть причины. Почему тебя сюда занесло»? И отвечала сама себе весело, с задором: «Задница моя меня сюда затащила. Опять. Как всегда».

А день, между тем, клонился к закату. Пейзаж за окнами машины был очень тоскливый. Дорога прямая, как палка. Справа поле, слева поле, прямо поле и сзади поле. Кое-где кустики голые, без листочков.

Где весна, я у вас спрашиваю? Где?

Чечня – интересный кусок земли. По идее, здесь должно было быть полное изобилие. Земля у них жирная. Сплошной гумус. В кустики пробрать невозможно, на подошву налипает! А чеченцы не миллионеры! Вот, например, в Грузии земли под посев с гулькин нос, в сто раз меньше, чем в Чечне, а грузины по три урожая за одно лето снимают…

И тут у нас полетело колесо. А потом второе… Не понос, так золотуха. А вокруг начинала надвигаться южная ночь, и надвигаться очень быстро. И очень темная. Уже через пятнадцать минут ничего не было видно. Страшно? Или интересно – выдюжим мы или не выдюжим? На двух передних хороших и двух задних никаких проехали еще чуть-чуть. Наконец Слава-таксист выключил мотор, и мы попытались, растопыря уши, уловить хоть какой-нибудь звук. Где-то с правой стороны за полем был чуть виден отсвет и слышны отдаленные звуки, похожие на музыку. Мужчины, высоко поднимая ноги, зашагали по полю и сразу же съелись темнотой. А мы остались. А над нами блистали звезды размером с пуговицу для драпового осеннего пальто.

Правильно сказал О. Генри: «Хотелось подняться на цыпочки и потрогать звезды рукой, такие они висели яркие и ощутимые».

И сидели мы внизу под этим необъятным южным небом, под этими сумасшедшими звездами, величиной от малюсенькой пуговички для нижнего белья, и заканчивая блюдцами для пальто, две малюсенькие пылинки и страдали из-за прибыли по каким-то платкам с люрексом. Кому они нужны на фоне бесконечности? И казалось мне, что Господь грозит мне пальцем сверху и укоризненно качает головой…

Прикол – прямо катарсис какой-то!..

Мы молчали. Что думал ребенок, я не знала. Интересно, как думается на чеченском языке? И думают ли они вообще? Может, живут, как травинки или суслики? Но ученые нам уже говорили, что и у травинок что-то там для мыслей в голове тоже имеется целая куча. И у сусликов. А у чеченцев?

Через какое-то небольшое время машина стала быстро остывать. В салоне стало несколько прохладно, если не сказать больше. Ребенок явно мерз. Сколько прошло времени, не знаю. Мы сидели, с чужой чеченской девочкой, согревая друг другав объятиях и уже стали подремывать, как вдруг чеченочка стала толкать и показывать пальцем на огоньки, которые задвигались по полю в нашу сторону. И мы с ребенком в два голоса заорали на все это поле, на всю эту Чечню: