Лающий

                 Воющий

Взвывающий голосом протяжным, мучительным, неисчезающим, тянущимся от самой Сибири, нитью кровавой по дну Оби и Енисея проскальзывающий, шнуром толстым через Уральский хребет переползающий, переваливающий, под Волгу ныряющий, Москву по кольцевой дороге охватывающий, в центр ее влетающий, ввергающийся, свивающийся, вскидывающийся фонтанами черной земли и асфальта, камня полированного, золота обрамляющего,

и на небо обратным фонтаном крутящимся уходящий.

11 | 00887 Ведь вот ведь – малое дитя

      8108 А вырастет простою бабой

                 И будет думать все: куда бы

                 Девать себя, а то когда бы

                 Была бы малое дитя —

                 Все плакала бы безутешно

                 До наших дней – и всякий грешный

                 Устыдился бы

Сокрушился бы сердцем тонким, морщинистым, прослезился бы, голову бы свою твердую пеплом усыпал бы и снова, снова слезами залился бы.

11 | 00888 Две юные совсем девицы

      8120 В кафе-мороженом сидят

                 Напротив их сидит поэт

                 И смотрит нежные их лица

                 Потом он им и говорит:

                 О, юные!

                 Нежные!

                 Невообразимые!

Поражающие душу щемящим чувством видимого

с высоты моего сокрушительного возраста, лет убегающих, срока приближающегося, уже выглядывающего из-за вашего нежно-холодеющего плечика, в мои глаза пристально через ваши головы вглядывающегося, но еще сохраняющего видимость молодости ваших лет, чтобы ловко увертываться при грациозном повороте головок ваших маленьких и чистых, для быстрого взглядывания за спину существа в чем-то вам самим подобного, но уже стянувшего черты лица своего, то есть и вашего тоже – милые! худенькие мои! – стальной сетью необратимости, невозвратимости, неотвратимости, невозвратности в это тихое предвечернее кафе, мягким холодком детского мороженного овеянного, невозвратимости взгляда поэта меланхолического лелеющего, знающего и наполняющего все окружение и ваши чистые бескачественные личики, мордочки лисьи, спинки лягушачьи, ручки беличьи сиянием смиренного, неподвластного еще ему в свободном, своевольном пользовании, но лишь эпизодически, набегами тайными, случайным взблескиванием чернеющих глаз фосфорических, поворотами нежного тела юности взвращающейся, беспредельного и неоднонаправленного Эроса.

11 | 00889 Первая конная, пан и барон

      8124 Шли друг на друга от разных сторон

                 Шли они шли и в итоге пришли

                 В общем-то в землю в итоге ушли

                 И тополя шелестят с подоконника:

                 Нет на земле твоего первоконника

И пана нет, и барона нет, и царя нет, и героя нет, и первого

в стране дезертира нет, и ассенизатора революции нет, а чего нет – того уж нет, извините.

11 | 00890 Мы были молоды с тобой

      8128 Как Киевская Русь прекрасны

                 А там пришел Иван Ужасный

                 А после первый и второй

                 Пришли большие Александры

                 А следом первый и второй

                 Пришли за ними Николаи

                 А там и разные Кассандры

                 И вместе с ними Далай-ламы

                 А там и наша смерть стоит

                 Какое имя предстоит

                 Ей дать —

                 И не знаю даже

                 Какое дадим —

Под таким и будет значиться в неописуемых пределах наших, в порывах бурного нетерпения перехлестывая границы исторические, обретая неведомые нам оттенки и придыхания, гримасы и благоволения в сердцах нам неведомых, утверждаясь волею своей, и нас тем самым в сердцах оных, нам неведомых ни по виду, ни по жару, ни по предназначению, измененными, но и неизменными, вечными, помимо своей воли и воли тех, принимающих – утверждая.