ОРЛОВ Правда. Видите ли, в стихе с регулярным размером,
мысль кажется вещью случайной, то есть, всегда
ощущение какого-то фокуса.
МИЛИЦАНЕР Фокус?
ОРЛОВ Ну, да. Все думаешь, как это в нужный размер еще
что-то и разумное уложилось. А в виршах мысль
является конструктивным принципом стиха.
Почти физически ощущаешь, как предложение
со всеми оговорками и неизбежной для рефлексии
отбеганиями в сторону добегает до неизбежной на этом
нескончаемом, затягивающем и самопорождающемся
пути до рифмы. Выходит не мысль в стихе,
а стих посредством мысли.
МИЛИЦАНЕР (Пригову) И это ваши вирши?
ПРИГОВ Нет, нет, не мои. Это его. Он умный.
А я бесхитростный, я – Исаковский.
МИЛИЦАНЕР Исаковский? А он сказал, что ваши.
ПРИГОВ Ах, поэты, поэты! Все бы им пококетничать.
Они же патологически скромны. Ужас какой-то!
Ведь вот ведь как он все про эти вирши знает
и понимает. Точно его. Ах, прежде чем поэта заставишь
сознаться, столько всего утечет. Вы его, наверное,
напугали, вот он и сказал, что не его.
МИЛИЦАНЕР Нет, я его не пугал. Стихи не ругал.
ПРИГОВ Не ругали? Понятно. Понятно. Ну, тогда,
как бы вам сказать. действительно,
это в некотором роде мои стихи.
А то, что они не мои, так это я выразился фигурально.
МИЛИЦАНЕР Как это фигурально?
ПРИГОВ Ну, в том смысле, что я сейчас пишу уже другие стихи.
А эти – как бы уже и не мои. Они уже скорее чьи-то,
кто их читает, сопереживает им или ругает их, вот,
например, Орлова. А я-то тут при чем? А?
Я вас спрашиваю, товарищ Милицанер?
МИЛИЦАНЕР Как это – при чем?
ПРИГОВ А вот так. Я уже другой. Мне они уже чужие.
А кому они в данный момент близки – с тех
и спрашивайте, а кому не близки – с теми
и спрашивайте. А я сейчас пишу чистую нежную
лирику. Я уже не Ломоносов. Я сейчас поэт
без малейшей мысли в голове. Я сейчас Есенин.
МИЛИЦАНЕР Есенин?
ОРЛОВ И напрасно. На мой взгляд, вирши – это лучшее
из всего, что вы написали, Дмитрий Александрович.
И как мне кажется, это есть как раз наиболее
адекватное выражение вашей поэтической сути.
ПРИГОВ Ах, читатели, читатели! Ведь как это страшно быть
узаконенным, даже для самого себя! Хотя, нет.
Я неправ. Многие даже из этого некое начальственное
место себе соорудили. Сидят себе – прямо
благородные Герцены, а тут к ним вдруг в их
лондонскую там, или московскую здесь, квартиру
в черном пиджачке Нечаев входит и все благородное
портит. И забывают, что сами-то – такие же Нечаевы,
а никакие не Герцены.
МИЛИЦАНЕР Так вы кто же на самом деле гражданин —
Нечаев или Герцен?
ПРИГОВ Нет, нет, нет. Вот я кто. (протягивает паспорт)
МИЛИЦАНЕР (читает) До-сто-евс-кий. Это что же,
вы тот самый знаменитый писатель и есть?
ПРИГОВ Он самый.
МИЛИЦАНЕР Так, значит, вы все это и выдумали?
ПРИГОВ Выдумал.
МИЛИЦАНЕР И меня тоже?
ПРИГОВ Все, все выдумал! И тебя тоже.
МИЛИЦАНЕР И его? (указывает на Орлова)
ПРИГОВ И его! И его! Он совсем не такой. Все я выдумал.
Весь мир выдумал! И себя тоже! Себя тоже выдумал!
Никакой я не Достоевский. Пригов я! Пригов!
Слышите вы – Пригов!
11 | 00816 Если смысл жизни в нас самих положен
То отсюда и вывод непреложен:
Смыслов жизни столько – сколько на земле людей
А что касается наших детей
То из вышесказанного следует непреложно
Что утверждение: Дети – наше будущее! – ложно
Мы сами свое будущее всегда и везде
А чужие будущие живут сами по себе
11 | 00817 Всякая мало-мальская свобода
Это потом ищет выхода, а сначала она ищет входа
Сначала она на небе сидит